Лев Власов - В отсеках тишина Страница 23

[79]

дят за ним, не выпуская из рук концов страхующих тросов.

Открыв решетку, Раев находит бросательный конец, разбирает его и, выбрав удачный момент, кидает на кунгас. Окоченевшие рыбаки не смогли вовремя схватить тонкий трос. Приходится начинать все сначала. И только после нескольких бесплодных попыток веревка оказывается в руках рыбаков. С ее помощью они перетягивают на кунгас конец швартового троса. Взмахом руки дают знать, что трос закреплен.

Раев с трудом возвращается на мостик.

— Молодец! — говорит командир и обнимает храбреца.

Рулевой спускается к нам вниз. Мы его подхватываем, тискаем радостно, помогаем освободиться от гидрокомбинезона, в который успело натечь немало воды, одеваем в сухую одежду и устраиваем в самое теплое место. Грейся, друг, отдыхай!

А шторм все свирепствует. Вот тебе и Тихий океан! В насмешку, что ли, его так назвали?

Несколько часов лодка буксировала кунгас по штормовому морю. Показался берег. Входим в залив Америка, названный так в честь русского парусного судна "Америка", укрывшегося здесь от шторма еще в прошлом столетии. Здесь русские моряки нашли хорошее убежище в чудесной бухте, которую они назвали Находкой. Чем дальше продвигаемся в залив, тем слабее шторм. Вот и совсем стихло. Зеленые берега все ближе. А за поворотом открылась такая гладь — просто не верится, что где-то бушует шторм...

Посреди зеркальной бухты Находка лодка становится на якорь, спасенный кунгас подтягиваем к борту. Рыбаков накормили, дали спирта обогреться. Спасенные горячо благодарят подводников.

Вызванный нашим семафором, к лодке спешит другой кунгас. Он берет на буксир пострадавшее судно и ведет его к берегу, на рыболовецкую базу. Рыбаки долго машут нам руками.

А мы снова выходим в ревущее море и продолжаем дальний и очень трудный путь. Через несколько дней почти все моряки привыкли к качке. Кончились свежие продукты. Питаемся консервами и сухарями. Мучаемся с топливом. Чтобы его хватило подольше,

[80]

мы загрузили соляр в балластные цистерны, не приспособленные для этой цели, и в качку топливо перемешивается с водой, дизели чихают и останавливаются. Страдают курильщики. Все запаслись махоркой и спичками, а о бумаге не позаботились. Газеты все искурили, в ход пошли лишние служебные журналы с бумагой такой толстой и плотной, что дым от нее ест глаза даже на чистом воздухе.

Побывали на Сахалине. Татарским проливом вышли в Охотское море, достигли самой южной оконечности Камчатки — мыса Лопатка. Отсюда — в бухту Нагаева. Все время нас мотал шторм, но мы переносили его уже намного легче. Для свободных от вахты ежедневно устраивалось несколько киносеансов. У нас было семь узкопленочных немых фильмов, которые мы прокручивали на маленьком портативном аппаратике. Такие кинопередвижки только появились на лодках. Нередко сеансы устраивались для трех-четырех человек. Вместо экрана — развернутый тетрадочный лист. Нечего и говорить, что фильмы, которыми мы располагали, все вызубрили наизусть.

В молодом советском городе Магадане пополнили запасы свежей пищи, отдохнули. И снова потянулись походные дни.

На обратном пути увидели новые места: залив Де-Кастри с тремя прелестными островками посередине, Советскую Гавань, бухту Постовую.

Мы по-настоящему полюбили Дальний Восток, его чудесные бухты, голубые сопки и бескрайний простор океана. Все поняли: только в таких далеких, нелегких походах и можно стать настоящим моряком.

Вот почему когда мне через неделю предложили идти в поход на лодке "Щ-106", я с радостью согласился, хотя еще и не успел как следует отдохнуть после своего первого плавания.

У каждого моряка в памяти сохраняются забавные эпизоды, без которых не обходится наша морская служба. 22 февраля 1938 года, накануне двадцатилетия РККА, я заступил на вахту. Дежурный механик А. И. Якубенко на разводе заявил: "Сегодня вы узнаете, что такое праздничная вахта" — и пообещал закатить нам не менее сорока различных тревог. Для начала он распорядился навести идеальную чистоту на

[81]

пирсе вокруг лодок, и мы до наступления темноты убрали пирс до последней снежинки. Ночью почти не отдыхали, с минуты на минуту ожидая тревоги. Но ночь прошла тихо. А после обеда началось!

— Пожар на пирсе! — поступила вводная.

Мои товарищи командир отделения трюмных Иван Кабанов и моторист Константин Иванов бросились наверх, а я — в первый отсек — пускать помпу. Услышал стук, принял его за сигнал и не мешкая запустил насос. Работает он вовсю, а манометр — на нуле. Прибавляю и прибавляю давление. Потом заметил, что краник манометра перекрыт. Открыл его и ахнул — до девяти атмосфер доходит!

После отбоя тревоги мне крепко досталось. Оказывается, никто мне сигнала не подавал, и товарищам пришлось подключать шланг, когда из трубы уже била вода, а потом они с трудом справлялись с надувшимся от непомерного давления шлангом, который метался из стороны в сторону и чуть не сбросил их с узкой палубы лодки. В конце концов они выпустили его из рук и ледяной струей окатили А. И. Якубенко. Сразу вымокший насквозь, механик скомандовал отбой, так и не сделав нам никаких замечаний.

Запомнилось еще, как я ночью взялся отвезти на тузике — маленькой лодке нашего комдива капитана 3 ранга Владимира Афанасьевича Касатонова на другую лодку. И выяснилось, что я почти совсем не умею грести. За несколько минут вымотался вконец, на руках мозоли натер. Командир дивизиона Касатонов улыбнулся и предложил мне отдохнуть.

— Спешить нам некуда...

Сам он не мог сесть за весла, так как у него была забинтована рука недавно он сильно обжег ее.

Собрав все силы, я начал грести. Почти до утра мы блуждали в темноте, пока нашли лодку. Никогда еще я не был так измучен. Но эта ночь пошла на пользу: я не успокоился до тех пор, пока не научился грести как следует.

Во время вооруженного конфликта у озера Хасан наша лодка несла дозор у берегов захваченной японцами Кореи. Бои на Хасане закончились полным разгромом врага. Наши славные пограничники, принявшие на себя первый удар, и подошедшие регулярные

[82]

части Красной Армии дали хороший урок японским милитаристам.

А мы двенадцать дней находились в море. Как нам хотелось пустить торпеду по кораблям захватчиков, но они не появлялись. Мы страдали от жары. В нашем шестом отсеке температура доходила до шестидесяти градусов. Вахту несли в одних трусах, с мокрым полотенцем на шее. Ни к чему нельзя было прислониться все металлическое в отсеке было раскалено. Мало помогал нам и переносный вентилятор, — казалось, он еще больше нагнетал зноя. Жара и жажда всех изнуряли, лишали аппетита и нормального сна.