Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой Страница 23

Но некоторые исследователи стараются убедить читателя в том, что приход Григория в банду Фомина естествен и закономерен, что, находясь в банде, «Григорий Мелехов становится чужим казачьей массе» (Якименко Л. Указ. соч. С. 140).

Так ли это? Уже в самом начале своего пребывания в банде Григорий почувствовал брезгливость и презрение к бандитам, которое усиливалось и нарастало по мере знакомства с ними. Он сразу же начал думать об уходе из банды. Когда Капарин предложил ему «взять на себя командование», Григорий отказался: «Мне это не надо, я у вас короткий гость» (Т. 5. С. 435). Дела и судьбы людей, собравшихся в банде, не интересуют его. Он чужой в банде. Не случайно Фомин говорит ему: «Вижу тебя наскрозь! Все в холодок хоронишься? В тени хочешь остаться?» (Т. 5. С. 471).

Григорий полон презрения к тем, с кем временно находится вместе. Наблюдая известную сцену с юродивым Пашей, «Григорий содрогнулся», «так омерзительно было все это», «поспешно отошел: «И вот с такими людьми связал я свою судьбу...» – подумал он, охваченный тоской, горечью и злобой на самого себя, на всю эту постылую жизнь...» (Т. 5. С. 475). И твердо решил: «Завтра же уеду. Пора!»

Григорий «давно видел, с каким настроением встречают их жители хуторов: «Они правильно рассуждают... всем мешаем мирно жить и работать» (Т. 5. С. 476). Глубокая тоска охватила Григория при виде пустого, словно вымершего хутора. Все напоминало ему о том, что пора кончать: и брошенная на проулке арба, и недотесанные доски, и дровосека во дворе с наспех воткнутым в нее топором, и опрокинутое ведро. Эта картина запустения, разрухи напоминала ему «такое же безлюдье и такие же следы поспешного бегства», как и тогда, «когда казачьи полки ходили по Восточной Пруссии. Теперь довелось ему увидеть это же в родном краю» (Т. 5. С. 477). И от этого «опять подступила к сердцу проклятая боль». Вот почему «Григорий затуманившимися глазами смотрел» «на поросший кучерявым подорожником двор, на крытую соломой хату с желтыми ставнями, на высокий колодезный журавль» (Т. 5. С. 477). Все это ему дорого и близко. Но он находился среди людей, которые мешают мирному течению народной жизни. Эти люди, с которыми он находился, глубоко чужды ему; кроме презрения, отвращения и брезгливости, он ничего к ним не испытывает. И только покинув этих людей, Григорий «вздохнул облегченно, полной грудью...» (Т. 5. С. 478).

Григорий и сам давно стремится к мирной жизни, к детям, к Аксинье. Его мысли и чувства совпадают с мыслями и чувствами казаков. И теперь ему кажется, что он близок к осуществлению своих давнишних мечтаний – уедет на Кубань с Аксиньей: «Никакой работой не погнушаюсь. Моим рукам работать надо, а не воевать. Вся душа у меня изболелась за эти месяцы...» (Т. 5. С. 480).

И только со смертью Аксиньи он, «мертвея от ужаса, понял, что все кончено, что самое страшное, что только могло случиться в его жизни, – уже случилось» (Т. 5. С. 489).

Некоторые исследователи, цитируя то место романа, где говорится о его нравственном состоянии после смерти Аксиньи, приходят к выводу, что в финале романа раскрывается «духовная гибель» Григория (Гура В. Указ. соч. С. 124).

Со смертью Аксиньи рухнули все надежды и мечты Григория, и этот удар тяжело отозвался на его внутреннем содержании, временно вывел его из строя, придал его мироощущению пессимистический характер. Но из этого отнюдь не следует вывод об окончательной духовной его гибели.

Финал романа действительно трагический. Но если бы он был благополучным, если бы в конце концов нам стало ясно, что Григорий спасается от гибели и достигает того, к чему он стремился, т. е. к мирной работе землепашца, то «Тихий Дон», нисколько не потеряв своих высоких художественных качеств, тем не менее не производил бы такого трагического впечатления: в том случае, когда счастливый исход становится более или менее вероятным, трагическое исчезает в момент, когда наметился поворот к благополучию героя. Здесь же ничего подобного нет. Точно так же, как и нет никаких оснований предполагать пессимистический конец. Мы по-прежнему волнуемся, переживаем, сочувствуем Григорию Мелехову. Исход борьбы естествен и справедлив.

Чем же оканчиваются волнения, сомнения, колебания, заблуждения Григория Мелехова? Находят ли, наконец, люди типа Григория Мелехова правильную дорогу в жизни?

Отвечая на вопрос болгарских читателей, какова дальнейшая судьба людей типа Григория Мелехова, Шолохов сказал: «Люди типа Григория Мелехова к Советской власти шли очень извилистым путем. Некоторые из них пришли к окончательному разрыву с Советской властью. Большинство же сблизилось с Советской властью, принимало участие в строительстве и укреплении нашего государства, участвовало в Великой Отечественной войне, находясь в рядах Красной Армии» (Литературен фронт. София. 1951. 12 июля). Прослеживая до конца судьбу Григория Мелехова, Шолохов показывает, что сложные и мучительные пути его жизни не вытравили из него благородных человеческих качеств – и это является как бы залогом того, что люди типа Григория Мелехова могут найти, и большая часть из них действительно нашла, свое место среди строителей Советского государства.

В.И. Ленин, характеризуя сущность крестьянина послевоенного времени, писал: «Он пережил все эти шесть лет, мучительных и тяжелых, недаром. Он не похож на довоенного мужика. Он тяжело страдал, он много размышлял и много перенес таких политических и экономических тягот, которые заставили его забыть многое старое. Мне думается, что он сам уже понимает, что по-старому жить нельзя, что надо жить по-иному» (ЛенинВ.И. Соч. Т. 31. С. 473).

М. Шолохов показал в образе Григория Мелехова тяжелые, мучительные переживания, раскрыл сложность и противоречивость размышлений и поступков единоличного крестьянина, понявшего в конце концов, «что по-старому жить нельзя». И такое изображение судьбы Григория дает возможность видеть типичность этого образа в соответствии общему ходу жизни на Дону – в том его глубина, характерность и содержательность.

А если это так, если судьба Григория показана не как исключительный случай, не как странная случайность, которой могло бы и не быть, но как типичное явление в сложнейший период революционных преобразований, то этим самым доказывается, что в ходе борьбы революционный народ, сплотившийся вокруг Коммунистической партии, побеждает не «отдельных выходцев», жизнь которых складывается трагически.

В том-то и дело, что не отдельные выходцы из народа, а некоторые слои трудового народа в силу своей несознательности и отрыва от демократического движения временно поддерживали своих эксплуататоров. В этом трагизм целых слоев народа, а не отдельных выходцев его. Но результат был везде одинаков: большинство из тех, кто поддерживал белых, поняли свою ошибку и пришли к непреклонному выводу, что интересы трудового народа отстаивает только Коммунистическая партия, рабочий класс.