Александр Воронель - Запад изнутри Страница 23

   Когда в 90-х началась массовая репатриация евреев из СССР, и правительство потеряло голову, не зная как их разместить, Шарон был назначен министром строительства и сумел за два года вчетверо увеличить объем строительства и решить проблему. Конечно, он при этом основательно ущемил интересы бюрократического истеблишмента и пригретых им строительных подрядчиков, что увеличило число его врагов в обоих политических лагерях. Газеты охотно подхватили идею, что Шарон, "как всегда" построил "не то", "не там" и "не так", но квартиры подешевели и миллион новых граждан Израиля разместился на нашем пятачке, вопреки мрачным прогнозам и заклинаниям. Одним словом Ариэль Шарон всегда воспринимался избирателем со смесью страха и восхищения.

   Неожиданность его прихода к власти в 2001г. и громадный перевес на выборах, который он получил, говорят о чем-то таком, что еще никем внятно не было сформулировано. Я не уверен, что у меня хватит умения и проницательности, охарактеризовать это "что-то" в короткой статье. Как-то в начале 80-х, когда наш университетский коллега, гениальный физик и будущий министр науки, проф. Юваль Нееман, был увлечен созданием крайне правой партии Тхия ("Возрождение"), я откровенно спросил его: "Что тебя (в Израиле все на ты) связывает с этими крайними, нетерпимыми людьми? Ведь ты же совершенный либерал". Он мне ответил: "Во всех странах нормальный политический спектр состоит из центра, а также правого и левого крыла. Левое крыло стремится к изменениям, а правое старается сохранить то, что есть. Евреи, съехавшиеся в Израиль, почти все происходят из левого крыла своих стран и не представляют себе ничего иного. У нас нет нормального спектра. Весь спектр страшно смещен влево. Наши граждане не привыкли думать о вопросах существования. Для этого в странах Диаспоры всегда хватало консервативных партий". "Но ведь тебя вовсе нельзя назвать консерватором. Ты типичный интеллигент, для которого свобода - главная ценность". "Это правда, но в нашей стране именно свобода нуждается в защите. Евреям из России или США никогда не приходилось задумываться, как сохранить порядок, а только о том, "как его переделать". Однако, вне упорядоченных, демократических правил не может быть свободы. Плюрализм Западного общества возможен лишь потому, что он хорошо уравновешен их устойчивым, консервативным бытом. У нас нет ничего подобного. Сколько ни толкай нашу политику вправо, мы все еще будем далеко влево от нормы. Младшее поколение израильтян уже привыкло, что у нас есть государство, и им невдомек насколько хрупко его существование. А я еще помню время, когда государства не было и существование наше висело на волоске. Я знаю, насколько оно непрочно и как сильно зависит от всякой случайности."

   Спустя десять лет после этого разговора уже ясно обозначилось, что все-таки зачаток правого крыла у нас есть. "Русская" группа со своим специфическим опытом сыграла заметную роль в этом сдвиге.

   С тех пор борьба между правыми и левыми достигала порой такого накала, что казалось могла перерасти в гражданскую войну. Идейно мотивированные противники готовы были уничтожить друг друга, и мне часто хотелось спросить: А где же центр? - Ну, т.е. "болото"? Все, вроде, борются за свободу и справедливость, но должен же кто-нибудь представлять обывателя, который хочет жить независимо от того, справедливо это или нет. Ведь устойчивость общества, его существование и благосостояние поддерживается золотой серединой. Как ни ругай середину, а без нее ни вода из крана не потечет, ни хлеб в магазине не появится. Казалось, в нашей стране нет центра. Одни лишь идеологи-правдолюбцы.

   В 1999 пришел к власти Эхуд Барак. И начал свои переговоры с Арафатом. Кто был согласен, кто не согласен. Но все-таки была перспектива. Ведь переговоры были о мире! Ну, допустим, не тот будет мир, что мы ожидали, заберут у нас что-нибудь. Перес зато предлагал нам в море строить острова и таким образом расширяться. Тоже ведь блестящая идея. А также в области "компьюта" мы впереди планеты всей... И, главное, мир! ... Потом стали просачиваться слухи, что будто Барак слишком много отдает. Плохо, конечно. Но левые подбадривали - зато мир!

   И вдруг выяснилось, что нет и мира. Не просто - сейчас нет, а нет его и в перспективе. Израиль опять вернулся к уровню 1947 года. Арафат еще подумает, посмотрит на наше поведение и решит, признать наше существование или нет!..

   - Что же мы тут делали пятьдесят три года?

   Ведь нас почти убедили, что мир зависит только от нас. Вот мы еще что-нибудь уступим, и будет мир. Неважно, если границы немного неровные или там дороги простреливаются - мы же к миру готовимся, не к войне. Те из нас, которые передовые, будут палестинцам помогать, а те, что им не доверяют, убедятся со временем... Но, нет - те взрывают автобусы, не глядя, кто едет, сторонники ли мира или сионистские фанатики. И по обывательским квартирам прямо палят - что же это такое? Сейчас Барак им покажет!

   Но он что-то не показывает, а продолжает уступать, все больше и больше. И Арафат больше уже не обещает конца интифады. А доблестные его соратники, один другого круче, прямо с экрана объясняют, что мы для них все на одно лицо, и прогрессивные наши убеждения нас не спасут. Тут уж закрадывается страх и предательская мысль, что, если им и Иерусалим уступить, они, пожалуй, еще быстрее до нас до всех доберутся. Кто же нас спасет? Разве что, Шарон?

   Неожиданно в сознании гражданина выплыла из прошлого и захватила воображение фигура Спасителя отечества, человека, который возьмет на себя непосильную для обывателя ответственность. Брал ведь уже много раз. И поведет. И прикажет... И не испугается.

   Все благородное негодование, которое годами обрушивала на Шарона израильская журналистика опало как шелуха перед страхом обывателя. Выяснилась поразительная невосприимчивость народа к журналистике и равнодушие к пропаганде. Вдруг открылось, что инстинкт самосохранения не отмер в Израиле. Просто заглушен был до времени вольготной жизнью, умилением перед собственной справедливостью и разнообразием возможностей.

   Генерал Де Голль, генерал Жуков, генерал Шарон. Такая роль не случайно выпадает генералам. Часто, именно строптивым генералам.

   За пятьдесят лет вырос у нас средний класс. Идеология идеологией, справедливость справедливостью, а "коль дело-то до петли доходит", появился у израильтян и трезвый взгляд, и здоровый консерватизм. Аполитичное "болото" вспучилось и вручило Ариэлю Шарону свою судьбу. Выдержит ли он это в свои 73 года?         

ДВА СЦЕНАРИЯ

      По странному совпадению книга Александра Солженицына "Двести лет вместе" вышла в Москве почти одновременно с открытием Еврейского музея в Берлине, который был торжественно представлен в печати как "Две тысячи лет еврейской жизни в Германии" и неожиданно оказался самым посещаемым музеем в городе. Я не уверен, что до конца понимаю смысл этого повышенного интереса с немецкой стороны. Возможно, для молодого поколения немцев евреи превратились в экзотический объект, который, по уже неясным для них причинам, так странно повлиял на их собственный образ в глазах других народов. Почти никто из них не видел живых евреев, а если и встречал, не смог бы отличить от других. В чем там было дело?