Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика) Страница 23

- Почему по шестому? - повторил свой вопрос Кабачевский. - В чем он состоит?

- А вот в чем, - ответил Ильинский. - Ты производишь посадку где-нибудь на бахче и спрашиваешь сторожа: "Дидусь, где мы сейчас находимся?.." Узнаешь - и снова в полет.

- Неплохо было бы и нам сюда деда-бахчевника,- сказал Старчак. - Мы к твоей "шестерке" опять притопали.

И верно: они вернулись на стоянку бомбардировщика с огромной цифрой "6" на киле.

- Вот, оказывается, кто по шестому способу!-засмеялся Старчак.

Он пошел впереди, и вскоре все четверо входили в ярко освещенную столовую летчиков первого полка.

Сели за стол, накрытый белоснежной скатертью, дождались, пока придет официантка, заказали ужин.

- Может, погреемся чуток? - предложил Ильинский. - После шестого способа... За то, чтобы ты там не заблудился...

- Не могу, мне к ребятам идти. И вообще лучше отложить это до Нового года, - ответил Старчак.

Ильинский не настаивал. Он давно - еще с финской кампании -дружил со Старчаком и знал: тот скажет - как отрежет.

Отказались выпить и Кабачевский, и Щербина.

- Лучше так посидим, поговорим. Было уже поздно. Движок, снабжавший столовую электроэнергией, выключили, и в зале зажгли свечи, Старчак засмеялся:

- Впервые после начала войны вижу стеариновые свечи, да еще с шандалами. Плошки там разные, фитили попадались, а вот свечей видеть не доводилось.

- У нас, как в лучших домах, - улыбнулся Ильинский. - А сказать по совести, никогда не думал, что ты такому отсталому виду освещения обрадуешься.

- Да нет, пускай повсюду электричество горит, а твой домашний стол пусть посадочные прожекторы освещают. Тогда не промажешь - ложку мимо рта не пронесешь.

Ильинский стал рассказывать о дежурном по полетам: положил ракетницу в карман комбинезона, и она выстрелила невзначай; комбинезон прожег, а нового на складе не дают - срок не вышел.

Парашютисты и летчик говорили о свечах, о том, как только что блуждали по аэродрому, смеялись над дежурным, прожегшим комбинезон, благодарили официантку, которая так хорошо накрыла на стол. А за этими словами было совсем иное.

Четверо сидевших за столом думали о том, что и нарядная столовая, и стеариновые свечи, и белая скатерть - все это пока несущественно. Главное завтра надо лететь и выполнять свой долг.

4

Назавтра метеорологи принесли добрую весть:

- Погода будет!

Да, погода была. Стоял лютый, сорокаградусный мороз. Чтобы запустить моторы, авиамеханикам приходилось с самого утра прогревать их с помощью круглых бензиновых горелок, похожих на огромные, богатырские примуса. Такие горелки подвешивали на трубах, вроде водосточных, и нагретый воздух поднимался к моторам.

Двигатели становились теплыми. Но все остальное - ничуть не нагревалось. Самолеты из темно-зеленых превращались в белые: иней надежно маскировал их и лишь там, где тянулись масляные подтеки, он не смог осесть на гофрированных широких листах крыльев и фюзеляжа.

Да, мотористу надо было иметь крепкие нервы, чтобы не отчаяться и не забросить с досады гаечный ключ подальше в глубокий снег, так забросить, чтобы до самой весны не найти...

Мороз выжимал влагу из сосен, обступивших полевой аэродром, и деревья трещали. Мороз выжимал слезы из глаз. Мороз и ветер. Но люди не смотрели на термометр. Они смотрели на часы: к вечеру - а он зимой приходит рано самолеты должны быть готовы.

Руки примерзали к заиндевелому металлу, и у всех мотористов была сорвана на пальцах кожа: есть работа, которую не сделаешь в перчатках, - у них распухли суставы пальцев, обожженных морозом и ветром.

Прогноз подтвердился.

Мы с редактором решили проводить Старчака и его товарищей. Увидев нас около самолетов, капитан засмеялся:

- Ну вот, прощаться пришли. Значит, не улетим... Мы взобрались вслед за десантниками в один из самолетов.

- Интервью брать? - крикнул мне Демин: рев четырех моторов не позволял говорить ровным голосом. - Вот с Буровым побеседуйте, он это любит.

Буров показал Демину кулак.

Мы пробирались вдоль фюзеляжа в кабину летчиков, ее почему-то называли "Моссельпром". Наверно, потому, что она застекленная, словно кондитерский киоск.

Мне запомнились шутливые слова Демина:

- Первый лунный вальс с Шурочкой - мой! Как, товарищ военфельдшер?

- Нет, мой, ты водить не умеешь, и потом - я записался первым, - засмеялся Васильев.

Кузьмина, серьезная, задумчивая - это ее первый прыжок, - не отвечала.

Борис Петров сказал шутникам, как всегда рассудительно:

- Ну что вы, ребята... Дайте человеку с самим собой побыть.

Побеседовав с командиром корабля капитаном Ильинским, мы прошли к двери: настала пора уходить.

- Значит, не будете брать интервью у Бурова? - прокричал на прощанье Демин, и на его смуглом лице блеснули в улыбке зубы. - Жалеть будете, что случай такой упустили!

Махнув нам, Старчак быстро поднялся по стремянке, почти не держась за поручни. Бортмеханик убрал ее и захлопнул дверь.

Моторы взревели, и самолет порулил из своего снежного укрытия на взлетную полосу. Комья снега били в лицо, и мы на миг отвернулись.

В низкое небо взлетела зеленая ракета. Флагманский бомбардировщик Ильинского взял разбег, поднялся над леском и лег на курс. Следом за ним пошли другие четырехмоторные громады. Двадцать восемь самолетов. Сто двенадцать моторов.

Проводив самолеты, мы с редактором пошли погреться. Нас пригласил к себе в гости старший лейтенант Андрей Кабачевский. Когда мы вошли в землянку, дежурный, указывая на сидевшую в углу женщину в овчинной шубе и вязаном платке, доложил:

- Вот, задержали гражданку. Документов никаких. Расспрашивала о дислокации отряда, по избам ходила.

- Вы кто? - спросил Кабачевский женщину.

- Мать я. Саши Бурова мать... Где он?

- Нет его, он в командировке, - мягко сказал Кабачевский.

- Давно? - тихо спросила женщина.

Кабачевский вздохнул, посмотрел на нас и не ответил. Не мог же он сказать матери, что она опоздала всего на полчаса.

Мать поняла молчание старшего лейтенанта по-своему:

- Если нельзя говорить - не надо. Сама понимаю: служба. А Демин где? Мама его кланяться велела. И письма вот ему...

- В командировке. Мать вздохнула:

- Ну что ж, денек-другой подожду Сашу... Старик только беспокоиться будет. А вы, значит, Сашин командир?

Кабачевский кивнул.

- Не Иван Георгиевич часом?

- Нет, я Андрей Прохорович.

- А Иван Георгиевич где?

- Тоже в командировке.

- А не опасная она? Не дай бог...

Мать развязала свой узелок, лежавший на табуретке, и стала угощать пышками Кабачевского, строгого дежурного и нас с редактором.

- Кушайте, кушайте. Только сегодня испекла. Мы ведь здесь недалёко - в Кольчугине. На попутной машине доехала... В одном месте дорогу перемело, так меня танкисты подвезли: А паспорт потому не захватила, что шофер попутный больно торопился...