Катрин Панколь - За глянцевым фасадом Страница 24

Возможно также, что в миг наивысшего торжества у Джеки случился один из тех припадков страха, когда ей казалось, будто перед ней разверзается бездна и она теряет равновесие. Три месяца она играла роль супруги президента, придумывала, как обновить интерьеры Белого дома, вычерчивала планы комнат для детей, делала эскизы платьев. Но вот пришел долгожданный день, она по-настоящему стала Первой леди — и ужаснулась переменам, которые неизбежно произойдут в ее жизни. Чтобы собраться с силами, ей надо побыть одной в темной тихой спальне.

Вечером Джеки появляется перед гостями. В белоснежном платье, вышитом серебром и стразами, и длинной белой накидке она похожа на сказочную фею. Джон ослеплен красотой жены. «У тебя потрясающее платье. Ты сегодня хороша, как никогда», — говорит он, глядя, как она спускается по парадной лестнице Белого дома. Она опирается на его руку и с царственным видом входит в зал торжеств.

В этот вечер они побывают на нескольких балах, и все будут смотреть на них с восхищением, восторженно приветствовать их, таких молодых, таких красивых. Потом Джеки в одиночестве вернется в Белый дом, а Джон проведет ночь у приятеля, который специально для него пригласил полдюжины голливудских старлеток.

VIII

«В то время жизнь в Белом доме, мягко говоря, нельзя было назвать удобной», — вспоминает Дэвид Хейман. Джеки обнаружила, что в ее апартаментах не работает душ и сломано устройство для спуска воды. Корзин для бумаг и книжных шкафов не было вообще. «Неужели Эйзенхауэр ничего не читал?» — удивлялась Джеки. Камины дымили, и стены комнат покрывались копотью, окна не открывались. Джеки расхаживает по коридорам своего нового жилища, составляя опись имущества. На ней брюки и мягкие кожаные туфли — она надевает платье и красится, только когда это необходимо. Джеки усаживается на полу, скидывает туфли, заносит свои наблюдения в блокнот, теребит волосы, грызет ногти; а персонал ошарашенно глядит на новую хозяйку, по сравнению с которой Мэйми Эйзенхауэр кажется чопорным призраком прошлого. «Что она тут может увидеть, если у нее волосы свисают на глаза?» — удивляется старая домоправительница. Если спросить, что, собственно, происходит, то вернее всего будет определить это как смену стиля. Джеки неустанно трудится, в ее блокноте отмечено: «Восемнадцать спален и двадцать ванных комнат на третьем этаже: нужна генеральная уборка; сто сорок семь окон: подновить; двадцать девять каминов: вычистить и подготовить к топке; четыреста двенадцать дверных ручек: начистить; тысяча квадратных метров паркета: натереть; две с половиной тысячи квадратных метров мраморных поверхностей: регулярно мыть; коврики и большие ковры: пылесосить три раза в день; тридцать семь комнат на первом этаже: вытирать пыль два раза в день…»

Постельное белье надо менять два раза в день, а купальные простыни — три раза! Сумму, ежегодно выделяемую на содержание Белого дома, Джеки успевает истратить за месяц и просит выделить дополнительные средства. До окончания ремонтных работ она закрывает резиденцию для туристов. Личные апартаменты отделываются в безупречном французском стиле, декораторы сменяют друг друга с головокружительной быстротой. Джеки выслушивает их советы, но решение всегда принимает сама. Все будет выкрашено белой краской, с отдельными вкраплениями синего, зеленого, красного, — так она решила. Она же определяет, где будут висеть те или иные картины. Проверяет, расставлены ли в вазах цветы, готовы ли к топке камины. Снует по узким старым коридорам, куда-то вдруг убегает, потом опять возвращается, и от этого у всех голова идет кругом. Обычно Джеки просыпается в восемь часов. Если накануне приходилось выезжать в свет — спит до двенадцати. От своих многочисленных помощников и доверенных лиц она требует абсолютной пунктуальности, себе предоставляет полную свободу. Ее спальня — это штаб, откуда исходят приказы и инициативы, где рождаются дерзкие замыслы. Джеки совершает набеги на антикварные магазины и аукционы и покупает, покупает, покупает… Она хочет превратить Белый дом в красивое, уютное жилище. В настоящую историческую резиденцию. Ей очень не нравится, когда ее деятельность называют «переоформлением». Она предпочитает называть это реставрацией.

Новая хозяйка производит переполох среди старых слуг. «Сейчас же выбросить эту гадость!» — командует она, и в доме меняют всю мебель. Няня Кэролайн? «Просторная комната ей ни к чему. Довольно корзины, чтобы бросать кожуру от бананов[12], и тумбочки, чтобы убирать вставную челюсть!» Кухня? «Мне совершенно все равно, какая она будет. Выкрасьте ее белой краской, а насчет остального спросите у Рене[13]!» Картины? Она заберет несколько полотен Сезанна из Национальной галереи, куда их сдал президент Трумэн. Занавеси на окнах? «От одного взгляда на эту мутную зелень начинается морская болезнь, а бахрома напоминает хвою на засохшей елке!» Только вестибюль удостаивается ее похвалы: «В нем есть что-то де-голлевское». Вот так!

Она всегда спешит. И терпеть не может тех, кто разводит пустую болтовню или заставляет ее зря терять время. «Пусть Люсинда[14] перестанет извиняться десять минут кряду за то, что уронила булавку!» К слугам она относится очень заботливо. Внимательно следит за тем, чтобы у них был посильный рабочий день, достойная заработная плата, чтобы им оплачивали сверхурочные.

Всецело поглощенная своими грандиозными планами, Джеки и слышать не хочет о традиционных обязанностях Первой Леди. Посещать скаутов, миопатов, калек, слепых, престарелых, заседать в лигах по защите окружающей среды, собирать средства для Красного Креста — эти скучные занятия она перепоручает миссис Джонсон, супруге вице-президента. «С какой стати я буду таскаться по больницам и строить из себя даму-благотворительницу, когда у меня здесь полно дел?» Она увольняет слуг, которые не могут приспособиться к смене стиля, нанимает французского шеф-повара (который сразу же восстанавливает против себя весь персонал) и кондитера, перевозит в президентскую резиденцию своего массажиста, своего парикмахера, гувернанток своих детей. Не обращая внимания на критику, она упорно стремится к цели. Ее масштабным проектам тесно в стенах Белого дома, она мечтает о создании большой библиотеки, гигантского культурного центра и… о сохранении памятников Древнего Египта.

Ограничив поле деятельности четкими рамками, она чувствует себя более уверенно. Это ее мир, здесь она — королева. Дж. Б. Уэст, мажордом, управлявший Белым домом в течение двадцати восьми лет, от Рузвельта до Никсона, три года работал под началом Джеки и наблюдал ее в повседневной жизни[15]. «Жаклин Кеннеди говорила тихо, почти шепотом. Чтобы расслышать ее слова, приходилось напрягать слух. Глаза выдавали в ней человека волевого, веселого и в то же время ранимого. Всякий раз, когда она входила в комнату, возникало ощущение, словно она ищет запасной выход. Не думаю, что причиной тому была застенчивость. Скорее это был ее способ контролировать ситуацию: она успевала оглядеть комнату и прикинуть, что за люди тут собрались. Она никогда не болтала попусту и говорила только на темы, которые были для нее важны. Когда она тихо-тихо произносила: «Вам не кажется, что…» или «Если вам нетрудно, не могли бы вы…» — это было не пожелание, а приказ».

Когда читаешь воспоминания о Жаклин Кеннеди, лучше доверять словам мужчин, а не женщин. Мужчины высказываются как пытливые наблюдатели, подметившие в Джеки много тонкого и сложного, а для женщин важнее всего какая-нибудь подробность, мелкая, но убийственная. Из женских воспоминаний о Джеки видно, какое раздражение она вызывала. Она была слишком… Слишком красивая, слишком богатая, слишком образованная, слишком необычная, слишком удачливая, слишком соблазнительная, слишком независимая. Почти все мемуаристки, словно бы ненамеренно, чернят и принижают ее. Читаешь — и вдруг натыкаешься на едкие замечания, разбросанные там и сям. Женщины не могут простить ей манеру держаться, исполненную спокойного превосходства, врожденную элегантность и несколько высокомерную отстраненность. Им так хочется, чтобы она спустилась с пьедестала, превратилась в такую, как все. Злейший враг соблазнительной, красивой и умной женщины — это другая женщина, не такая соблазнительная, не такая красивая, не такая умная. Вдобавок Джеки редко уделяла внимание прекрасной половине человечества — напряженные отношения с матерью не изгладились из ее памяти, — и многие дамы сильно обиделись на нее за это.

«Миссис Кеннеди никогда не искала женского общества. У нее не было подруг, которые приходили бы выпить чаю и поболтать. Единственной женщиной, пользовавшейся ее доверием, была ее младшая сестра Ли, — вспоминает Дж. Б. Уэст. — Она была на тридцать лет моложе остальных Первых Леди, при которых я работал, и как личность была сложнее их всех. На людях она представала элегантной, невозмутимой, полной царственного достоинства. В частной жизни — раскованной, острой на язык бунтаркой. У нее была железная воля и решимость, какой я больше ни у кого не встречал. Но она умела также быть мягкой, вкрадчивой и настойчивой, и люди повиновались ей, сами того не замечая. Она была веселой, дерзкой, очень умной, но иногда вдруг становилась глупой и ограниченной, начисто теряла чувство юмора. С ней было приятно, однако никто не отваживался по-настоящему с ней сблизиться. Она обладала способностью держать людей на расстоянии. Когда ее случайно задевали или толкали, это выводило ее из себя».