Иван Дроздов - Разведенные мосты Страница 24

Но вот мы и в посёлке. Идём по улице Профессорской в сторону озера. Справа и слева дома, которые в тридцатых годах построили себе генералы и полковники из органов государственной безопасности с надеждой коротать в них старость. Но до старости они не дожили: папа Сталин предъявил им счёт за мучительства русских людей и самих превратил в сидельцев ими же построенных бараков. Может быть, и не так это было, а как-нибудь иначе, но только хозяевами дач были в наше время люди, ничего общего с грозными начальниками лагерей не имевшие.

Люция Павловна оглядывала дома и говорила:

— У нас такие только в Комарово да в Солнечном, где живёт наш знаменитый певец Штоколов.

И, томимая нетерпением, спрашивала:

— Но где же твой дом?

Я её поправил:

— Теперь говори: наш дом. А вот, где он — попробуй угадать.

И дивное дело: угадала.

— Вот он!

Я остановился.

— А как ты узнала?

— Узнала. А как — не могу сказать.

— Да, это он, наш дом.

И мы стали открывать калитку.

Дом был закрыт, и я пошёл в сарай за ключами. Люция Павловна осталась ожидать меня у двери веранды. Изнутри в окно её увидела моя дочь Светлана. Обрадованно крикнула:

— А-а, это ты?

И открыла дверь. Но тут опешила: поняла, что ошиблась. Ожидала увидеть свою двоюродную сестру, обещавшую приехать, а перед ней незнакомая женщина. С минуту обе стояли в замешательстве, но потом Светлана увидела меня. Широко улыбнулась, кивнула Люции Павловне:

— Мне всё ясно. Милости просим.

И открыла дверь веранды. Я подошёл и сказал дочери:

— Я привёз тебе мачеху.

— Не хочу называть её мачехой. Вы Люция Павловна. Скажите, как мне вас называть?

— Мои близкие зовут меня Люшей.

— Во! Это мне нравится. Я тоже так буду вас называть. А меня… Тут в посёлке зовут Светкой. Это потому, что я очень молодая.

И — ко мне:

— Правда, отец?

— Куда уж моложе. Скоро бабушкой станешь.

— Вот они, родители. Непременно ушатом холодной воды плеснут.

Но тут, словно в подтверждение моих слов, по лестнице со второго этажа спускался мой старший внук Денис. Он нас не слышал и нёс на руках свою юную супругу Аллу. Вынес её на балкон, спустился в сад и там окунул в бочку с холодной водой. Она визжала, бегала возле бочки, а стоявшие на крыльце соседнего дома старушки с умилением наблюдали за этой сценой. Два-три часа спустя они узнали и новость: Иван Владимирович привёз из Питера жену. И то ли по причине плохого зрения, то ли от вдруг воспалившейся фантазии кто-то из них пустил слух, что жену свою я таскаю по саду на руках. И слух этот на удивление оказался стойким и скоро распространился среди братьев-писателей. Они меня вышучивали, а я пытался развеять нелепую утку, но затем махнул рукой и только говорил:

— Ну, если вы меня считаете таким сильным — Бог с вами, несите и в Москву весть о моём могуществе.

Но в Москву эта нелепость, и, тем более, в Петербург, не докатилась.

Потом мы завтракали. Народу у нас на даче, как и всегда, было много: со Светланой приезжала подруга, с Денисом, старшим внуком, два а то четыре друга; уже с утра в открытую калитку затекали слоняющиеся от стойкого нежелания сидеть за письменным столом братья-писатели; а тут ещё и такая новость: Дроздов женился!..

Длинный и широкий обеденный стол был облеплен весёлым народом, — я украдкой поглядывал на Люшу, искал на её лице следы растерянности и удивления. Но, к счастью, она была весёлой, много говорила и, кажется, с первого же захода сумела всем понравиться. Позже я замечу, что некоторые мои друзья, приходившие к нам в Москве на квартиру и здесь на даче, втайне меня осуждали, а может, и завидовали, находя Люцию много моложе её действительного возраста. И их жёны, до срока постаревшие и знавшие и любившие покойную Надежду, как я мог заметить по их постным лицам, не были в восторге от моего выбора.

Ну, а в те минуты, когда Денис понёс свою супругу к бочке с водой, из своей спальни вышли мои внуки, рожденные дочерью во втором браке: трёхлетний Иван и полуторагодовалый Пётр. Стояли рядком, как пингвины. И не сводили глаз с Люции Павловны. Светлана им сказала:

— Это ваша бабушка, её зовут Люша. Подойдите к ней и поздоровайтесь.

Люция Павловна обнимала их, целовала. Потом вынула из сумки подарки, стала с ними говорить.

Не стану подробно описывать нашу жизнь на даче, а затем и в Москве, но некоторые детали этой жизни всё-таки отмечу. Любопытно, как дети быстро приняли свою новую бабушку. На следующее утро я вижу, как в мою спальню, один за другим, заходят Иван и Пётр. По обыкновению они со мной здороваются, но у меня не задерживаются, а, как и раньше при жизни Надежды, проходят в её спальню и там, хотя и не так смело, как прежде, но забираются в постель бабушки, и Пётр перелазает через Люшу и укладывается у стенки, а Иван пристраивается с другой стороны, и скоро оба они обнимают новую бабушку, предъявляя тем самым на неё свои права. Люция Павловна, не имевшая своих детей, как потом она мне рассказывала, была до слёз тронута таким непосредственным проявлением детской любви. И с тех пор и до сего дня её отношения с Иваном и Петром остаются самыми тёплыми и сердечными.

После завтрака я пошёл по усадьбе и нашёл два больших белых гриба. Не стал их срывать, а Люша подозвала Петю и сказала ему, что вон там, у забора, могут расти грибы. Пётр пошёл к забору и увидел гриб. Сорвал его и побежал показывать маме. А Люша сказала, что там могут быть и ещё грибы. Петя сорвал и второй гриб, подбежавший Иван стал просить брата, чтобы он сказал маме, что грибы они нашли вместе. Пётр охотно пошёл на эту невинную ложь. Я эти сцены наблюдал и не знаю, кто больше радовался: дети или сам режиссер этого маленького спектакля.

Потом мы приехали в Москву. Здесь Люша предложила мне проехать по местам моих работ и взять справки о зарплате. Тут у нас вышла размолвка: я не хотел являться к начальникам учреждений, в которых работал. Она сказала:

— Хорошо. Не хочешь и не надо. Я сама зайду в бухгалтерию и потребую необходимые документы.

Поехали в бухгалтерии «Известий», «Правды», издательства «Современник». Документы нам выдали, и на следующий же день в отделе социального обеспечения мне начислили новую пенсию — 219 рублей, почти в два раза большую, чем я получал. Так я познакомился с первой замечательной чертой характера моей супруги: её деловитостью и умением постоять за себя, за свои интересы.

Попросила меня рассказать ей о моих рукописях, о том, что я намереваюсь с ними делать. Я посмотрел на неё пристально; очевидно, она прочитала в моих глазах сочувствие и снисхождение. Поняла моё настроение. Сказала: