Александр Дронов - Казак на самоходке. «Заживо не сгорели» Страница 24

Три орудия выведены из строя, у первого пробит цилиндр противооткатного устройства, у третьего срезана головка панорамы, поврежден уравновешивающий механизм, разбито поворотное устройство, погнут броневой щит. Второе орудие разбито вдребезги, посмотрели на него, махнули рукой, пушка отвоевалась. Погибли наводчик и заряжающий второго орудия, подносчик снарядов и заряжающий третьего, многие ранены или контужены.

Давно ли думал, что в артиллерии по сравнению с пехотой благодать, вот тебе и рай. Новый залп, мы мигом в землянку, еще один налет и навовсе добьет, сволочь. Вдруг немец прекратил огонь, видимо, полагал, что с нами кончено. Раненых перевязали, забинтовали, занесли в командирский блиндаж, кто мог, сам поплелся в медсанчасть, через некоторое время увезли убитых. На всех парах мчатся конники с пустыми передками, подхватили подбитые пушки, помчались в тыл. Обезлюдела огневая позиция второй батареи, из четырех десятков воинов остались лишь шестеро, случайно избежавших судьбы товарищей. Из младших и средних командиров остался один-единственный, да и тот красноармеец, до войны ни военного училища, ни полковой школы не оканчивал.

Это обстоятельство меня тяготило больше всего, в первый раз почувствовал, что значит быть единственным в ответе за действия в бою, за судьбы людей, за ежеминутную готовность личного состава. Умом понимаю, что смерть на войне неизбежна, но знаю, что не будет давать покоя вопрос: «А нет в гибели людей твоей вины, командир?» Сомнения усиливались трагедией поражения.

Сложилась тревожная обстановка, что нужно делать? Главное – проникнуть в душу подчиненного. Сколько раз приходилось видеть, как под натиском превосходящих сил бросали пушки, минометы, машины, их расчеты с голыми руками удирали в тыл. Как поведут себя мои подчиненные? Всматриваюсь в каждого бойца, пытаюсь понять, на что способны в минуту испытания.

Не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, что заряжающий Зюзин озабочен опасностью. Ему, уже опытному артиллеристу, было ясно – стоит немцу довернуть всего лишь на 0-01 деления угломера, и мы в перекрестии панорамы, в центре эллипса разрывов снарядов. Останется то же, что от трех орудий: дребезга. Он не находил себе места, не знал, за что браться, а надо было просто сидеть на снарядном ящике или на лафете, готовить снаряды. Куда девалась беззаботность, веселость, стремление подначивать товарищей. Вместе с тем, я чувствовал, что Зюзин себя пересилит, выполнит любой мой приказ.

Замковый орудия Зеленков, весельчак, любимец батареи, вел себя иначе, понимал опасность положения. Ему хотелось знать, что сделает командир, как я буду выходить из положения, что произойдет дальше, хочет помочь, сказать, что не подведет. Верю, так и будет. Отец Зеленкова запорожский казак, от него унаследовал отвагу, от матери-турчанки скромную и расчетливую деловитость. О таких говорят: казак – калач тертый, что бык упертый.

Подносчик снарядов Маленков выглядел серым, неказистым красноармейцем, этот «ни два ни полтора», ни то ни се. Не мог он приобвыкнуться, приспособиться к обстановке, служил за спиной старшего по батарее, старшины, других командиров, чувство локтя стало потребностью. Интуитивно чувствую, что боец стойкий, человек верный, стоит только стряхнуть с него шушеру неуверенности. Маленков внушал доверие именно тем, что не старался ничего доказывать, не рисовался, не кочетился, служил как-то по-домашнему.

Второй подносчик снарядов мне незнаком, он из чужого расчета, трудно вписывается в коллектив, чувствует себя, как живая рыба на сковородке. Его можно понять, пережил трагедию своего орудия, успел заглянуть смерти в глаза, чудом остался жив. В таких случаях организм человека требует хотя бы краткосрочного отдыха либо внушительного толчка извне. Все равно я видел парня волевого, дисциплинированного, верного в бою.

Наконец, телефонист Леня, трусишка, каких поискать. На связистов смотрели, как на баловней судьбы, всегда в укрытии, в блиндаже под пятью накатами. Они были вхожи к командиру батареи, к старбату, жили, как у Христа за пазухой, сидят себе, покрикивают на нас, ведущих стрельбу под огнем врага: «Быстрее, быстрее…» Однако как красноармеец Леня трудолюбивый, исполнительный, в тяжелую минуту пересилит трусость, страх, выполнит любой приказ, невзирая на опасность.

Вот таким был орудийный расчет, уже второй состав за последние три месяца, по сравнению с первым этот коллектив был, конечно, слабее, профессионально менее подготовлен. Надо действовать, взять ситуацию в свои руки, с чего начать? Нашел ответ: с дисциплины. У нас она была без понукания, без излишней придирчивости, крепкая и осмысленная, но в боевой обстановке этот уровень должен быть выше и качественнее. Теперь мой приказ подчиненные обязаны исполнять беспрекословно, без обсуждения.

Он один вернулся из боя

– Расчет, смирно! Слушай боевой приказ! Противник контратакует, нам приказано поддержать артиллерийским огнем наступление первой роты на рощу Круглая. Быть готовыми к ближнему бою, иметь круговую оборону. Без приказа ни шагу назад. На случай прорыва автоматчиков врага и выхода пушки из строя закрепляю секторы наблюдения, рубежи обороны стрелковым оружием:

– Красноармеец Зюзин слева в 50 метров от ОП орудия, Зеленков справа, Маленков с тыла, в 50 метрах от командирского НП. Подносчик – наблюдение за воздухом, быть в готовности для оказания помощи товарищам. В траншеях оборудовать ячейки на двух стрелков.

– Можно вопрос? – обращается Зюзин.

– Можно.

– Я буду один, а копать на двоих?

– Не копать, а оборудовать опорный пункт в имеющихся траншеях. Если немцы появятся в секторе, то вы будете первым, но не в одиночку. По опыту 1941 года знаю, как трудно одному вести бой. Прямо скажу – страшно, нужен локоть товарища. Срок один час.

Приказываю телефонисту доложить на командный пункт, что расчет занимается подготовкой к круговой обороне. Начинаю тренировать:

– Немцы слева! Развернуть орудие!

Тяжела, неуклюжа наша пушка. Выдумываю новую легенду: наводчик убит, красноармейца Зюзина назначаю наводчиком орудия.

– Есть. – Тот выполняет приемы наведения орудия на цель. Тренировка внезапно окончена реальной командой с наблюдательного пункта: «По местам». Орудие ставим на позицию.

– По минометной батарее противника, прицел 70, угломер… Осколочным, один снаряд, огонь! – уже пошел бой.

– Пять снарядов, беглый, огонь! Еще пять выстрелов! – Ребята работают, как часы.

С КП передали: молодцы! Камень с моей души снят, расчет боеспособен, хотя бойцы, почитай, самоучки. Поступила команда:

– В укрытие!

Мы, как суслики, бегом в землянку, остался один часовой. Артиллерийская батарея противника стреляла вразброс, невпопад, двенадцать снарядов фриц выпустил «в молоко».