Борис Шапошников - Воспоминания о службе Страница 24

Как ни осматриваешь сам кровати, тумбочки, курительную комнату, ротный командир что-нибудь да найдет, в особенности пока молодые юнкера не привыкли к соблюдению внутреннего порядка. Был у меня во взводе юнкер Владинский, типичный маменькин сынок и большой неряха. Бывало, пойдешь осматривать его постель, отвернешь подушку, а под ней лежат ржавая лопата, недоеденный кусок хлеба, в тумбочке рядом с полотенцем сапожная щетка и тут же зубная щетка. Приходилось мне, как взводному, и его отделенному каждый день убирать за ним постель и наводить порядок в тумбочке. Никакие дисциплинарные взыскания на него не действовали.

Однако я не терял энергии и переламывал тех, кто проявлял расхлябанность и распущенность.

После всяких таких осмотров приходил в роту Горовой и с сокрушенным сердцем спрашивал, какое взыскание я получил. Узнав, что сижу неделю без отпуска, Горовой вздыхал и чистосердечно говорил: «Да, и мне попало». По молодости лет я больше жалел его, чем огорчался сам.

20 октября 1902 года приказом по училищу я был произведен в армейские унтер-офицеры, а на следующий день — в младшие портупей-юнкера.

На старшем курсе упор был больше на общевойсковую тактику и военную историю. Продолжали также заниматься иностранными языками. Строевая подготовка шла, как и в предыдущий год, в младшем классе, причем я старался придерживаться системы Бауера. Ту же систему я проводил и в отношении предварительного доклада юнкеров о случившемся с ними. Не приходится говорить, что всякие картежные игры были у нас воспрещены, а тем более азартные. Но все же втихомолку среди юнкеров старшего класса они процветали. Как-то один из юнкеров был уличен в неправильной игре. Тотчас же собралась вся полурота с портупей-юнкерами 2-й полуроты, был разобран проступок этого юнкера и вынесено постановление (непротоколированное): просить фельдфебеля доложить ротному командиру и о проступке игравших, и о желании юнкеров отчислить из училища упомянутого юнкера. Начальник училища немедленно удовлетворил просьбу полуроты об отчислении юнкера, а на игравших было наложено дисциплинарное взыскание. Это сразу отрезвило картежников, игра прекратилась.

Зимой 1902/03 года я увлекся театром. Да и как было не увлечься, когда в этот сезон расцветал талант Шаляпина, Собинова и других молодых дарований. Развертывал свою работу и Художественный театр во главе со Станиславским. Хороший оперный состав был в тогдашней частной труппе Солодовникова. Многие из нас были поклонниками Петровой-Званцевой, одной из лучших в России певиц в партии Кармен. Блистала в балете Гельцер, на бенефис которой много публики приезжало специально из Петербурга.

Учение мое шло по-прежнему отлично, театр не сбавлял мне баллов, а удовольствия я получал много.

19 декабря 1902 года я был приказом по училищу произведен в старшие портупей-юнкера и вскоре уехал домой на рождественские каникулы. Вернувшись в училище, я узнал о новой перемене в составе нашего начальства: инспектор классов полковник Лобачевский получил назначение директором Орловского кадетского корпуса, а к нам был назначен полковник Кельчевский, конечно, уступавший во многом Лобачевскому Кривая учебной дисциплины пошла книзу.

В январе 1903 года между нами, юнкерами старшего класса, уже начинались разговоры, кто и куда хотел бы выйти служить. Прежде всего, каждый купил себе «Краткое расписание сухопутных сил», где были указаны все части бывшей царской армии с их дислокацией и фамилиями командиров корпусов, дивизий, полков и отдельных батальонов (стрелковых и резервных). Шли разговоры и о боевой характеристике полков, их боевой славе, а также черпались с разных сторон сведения и о современной репутации части.

В гвардию могли выходить только потомственные дворяне, а так как у нас в училище их были единицы, то о ней не было речи. Все остальные ориентировались на армию.

С февраля нам разрешалось уже заказывать у частных портных офицерское обмундирование. Составлялись списки, кто и у какого портного хочет себе шить, и затем само училище сообщало этим портным списки юнкеров, желающих обмундироваться у них. Мы же шли к этим портным, выбирали сукно, с нас снимали мерку и постепенно приступали к выполнению заказа. Каждому юнкеру на обмундирование отпускалось из казны 300 рублей. На эти деньги обычно шили мундир с шароварами, сюртук с двумя парами длинных брюк, шинель, два летних кителя, фуражку, барашковую шапку, две пары сапог, пару штиблет. Из этой же суммы заказывались эполеты, погоны и докупалось оружие — шашка и револьвер. Белье также входило в этот расчет. Кроме того, заказывался так называемый офицерский сундук для перевозки обмундирования.

Близился отпуск на пасхальные каникулы, как вдруг дня за два до этих каникул было объявлено, что отпуска не будет: на Страстную неделю и на Пасху в Москву должен был приехать Николай II с семьей — говеть и проводить пасхальную неделю. В числе прочих частей гарнизона училище должно было нести караул во дворце, а затем участвовать в большом параде гарнизона. Началась подготовка к тому и другому. Пошли занятия караульной службы и тренировки к церемониальному маршу во дворе училища.

В самом дворце помещались два караула: внутренний, который был расположен в первом этаже дворца и имел посты в разных коридорах, и внешний, в составе роты, расставлявший посты при воротах, при главном подъезде снаружи.

Кроме этих двух караулов назначался особый почетный унтер-офицерский караул из парных часовых, имевший посты в Георгиевском зале и других залах Кремля.

В этом карауле часовыми стояли унтер-офицеры (для училища портупей-юнкера) парами, сменялись сами без разводящего, караульного начальника не имели. Честь отдавали ружьем «по-ефрейторски», т. е. держа винтовку у ноги, уклонением ее в сторону на 30 см. Для этого караула были особая комната и столовая, расположенные во втором этаже по лестнице наверх от Владимирского зала.

Нам, портупей-юнкерам, нужно было подобрать часовых, пригнать им обмундирование, проверить знание обязанностей часового вообще и данного поста, на который он предназначен, в особенности. Работа немалая, и хлопот было также много.

Сам я попал в почетный унтер-офицерский караул на пост в Георгиевском зале. В пару мне был назначен старший портупей-юнкер 1-й роты Бирюков, лицом немного похожий на меня, но повыше ростом. Так парами были подобраны еще две смены на наш пост и еще три пары на второй пост в Александро-Невском зале.

Накануне нам всем раздали одеколон, чтобы уничтожить запах нафталина от наших первосрочных мундиров, и разрешили надеть в почетном карауле свои лаковые сапоги. В 9 часов утра в понедельник мы сменили караул от 1-го гренадерского Екатеринославского полка, и началась наша караульная служба.