Пантелеймон Кулиш - Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 1 Страница 24

В нем тогда заметна была сильная склонность к новаторству в языке и науке. Он не позволял своим ученикам употреблять выражений, сделавшихся давно стереотипными, останавливал их на половине периода и спрашивал усмехаясь:

- Кто это научил вас так говорить? Это неправильно. Надобно сказать так-то.

Между прочим он утверждал, что Балтийское море следует называть Бальтическим, а Балтийским-де называют его невежды.

- Вы их не слушайте, прибавлял он добродушно.

Очевидно, что он горячо брался за все, чем надеялся принести пользу; но каковы были применение к делу и последствия его горячности - это статья особая. По свидетельству г. Лонгинова, как и по отзывам многих других лиц, Гоголь не имел прямых способностей ни элементарного преподавателя наук, ни профессора. Ход его обучения был неверен; он умел только манить ученика вперед и вперед, оставляя в его уме пробелы, которые предоставлял ему наполнять, когда угодно. Между прочими своими попытками в педагогии, он занимался тогда (вероятно, в пособие Жуковскому) сочинением синхронистических таблиц для преподавания истории по новой методе, но употреблял свои таблицы, во время уроков, только в виде опыта.

Гоголь очень скоро сделался коротким знакомым в доме Лонгиновых и часто говорил с хозяйкой о своих литературных занятиях, надеждах и проч., но почти ни слова не говорил о литературе в присутствии отца своих учеников. М.Н. Лонгинов объясняет это тем, что он никак не мог отделить отношений своих как доброго знакомого, от мысли о подчиненности (старик Лонгинов был его начальником по Патриотическому институту). Но для тех, которые знавали Гоголя впоследствии и помнят, как он нередко переменял задушевную речь на самую обыкновенную, едва являлся в комнату новый посетитель, - это объясняется той гордой застенчивостью таланта, которая не позволяет ему оставаться для всех нараспашку.

В Департаменте уделов Гоголь был плохим чиновником и, по собственным словам, извлек из службы в этом учреждении только разве ту пользу, что научился сшивать бумагу. Об этом он упоминал не раз, показывая сшитые в тетради письма Пушкина, Жуковского и других, которыми он дорожил (и не выпуская этих тетрадей из рук, в буквальном смысле слова). Но и в качестве преподавателя он не отличался большими достоинствами. Только в первое время он принялся за исполнение обязанностей своего звания с жаром юноши, жаждавшего найти достойное поприще для своей деятельности, и, забывая, под влиянием этого чувства, о материальных выгодах новой своей обязанности, смотрел на нее, как на цель своего существования, как на призвание свыше. Но мало-помалу занятия литературные отвлекали его от однообразных трудов учителя. В продолжение 1830 и 1831 годов появилось в журналах и газетах несколько безымянных его статей, которые можно назвать пробою пера, устремленного к широкой деятельности. Некоторые из них напечатаны без всякой подписи, другие - под разными псевдонимами.

Так, в феврале 1830 года, в № 118 "Отечественных Записок", и в марте, в № 119, явилась без подписи повесть Гоголя "Басаврюк или Вечер накануне Ивана Купала", переделанная без ведома автора издателем журнала Свиньиным и напечатанная потом в прежнем виде в "Вечерах на хуторе близ Диканьки". Прочтите внимательно предисловие к ней: Гоголь сам, в шутливом тоне, рассказывает историю этой переделки.

"Раз один из тех господ (говорит он) - нам простым людям мудрено и назвать их - писаки они не писаки, а вот то самое, что барышники на наших ярмарках. Нахватают, напросят, накрадут всякой всячины да и выпускают книжечки не толще букваря, каждый месяц, или неделю, - один из этих господ и выманил у Фомы Григорьевича эту самую историю, а он вовсе и позабыл о ней. Только приезжает из Полтавы тот самый паныч в гороховом кафтане, про которого говорил я... привозит с собою небольшую книжечку и, развернувши посредине, показывает нам. Фома Григорьевич готов уже был оседлать нос свой очками, но, вспомнив, что он забыл их подмотать нитками и облепить воском, передал мне. Я, так как грамоту кое-как разумею и не ношу очков, принялся читать. Не успел повернуть двух страниц, как он вдруг остановил меня за руку. "Постойте, наперед скажите мне, что это вы читаете?" Признаюсь, я немного пришел в тупик от такого вопроса. "Как что читаю, Фома Григорьевич? вашу быль, ваши собственные слова". - "...Кто вам сказал, что это мои слова?" - "Да чего лучше, тут и напечатано: рассказанная таким-то дьячком". - "...Кто это напечатал! Так ли я говорил? Що то вже як у кого чортма клепки в головы! Слушайте, я вам расскажу ее сейчас..."" Этим он хотел сказать, что отвергает поправки редактора журнала, в котором она первоначально была напечатана [74].

В конце 1830 года напечатана была в "Северных Цветах" на 1831 год глава исторического романа (стр. 225), под которою выставлены буквы оооо, потому (как объяснил нам г. Гаевский), что о встречается четыре раза в имени и фамилии автора: Николай Гоголь-Яновский. Заглавие романа было "Гетьман". В примечании сказано, что первая часть его была написана и сожжена, потому что сам автор не был ею доволен. Кроме этой главы, уцелела еще одна, под заглавием: "Пленник", и была напечатана сперва в одном из периодических изданий, а потом вошла вместе с первою в составленный Гоголем из собственных сочинений альманах "Арабески" [75]. Эти два отрывка написаны уже со всеми признаками несомненного таланта и могли обратить на себя внимание таких людей, как Дельвиг и Пушкин, которые действительно приняли в это время Гоголя под свое покровительство и, вместе с Жуковским, Плетневым и другими, содействовали дальнейшим его успехам на литературном поприще.

В первом номере "Литературной Газеты" на 1831 год напечатана несравненно слабейшая пьеса его "Учитель. Из малороссийской повести: Страшный кабан". Она признана даже составителем "Арабесок" недостойною занять место в этом сборнике, равно как и второй отрывок из той же повести, под заглавием "Успех посольства", напечатанный в 17 № "Литературной Газеты" 1831 года. Употребленный здесь псевдоним 77. Глечик (по объяснению г. Гаевского) имеет то основание, что в историческом романе, из которого напечатана глава в "Северных Цветах", одно из действующих лиц - миргородский полковник Глечик.

В том же номере другая статья Гоголя: "Несколько мыслей о преподавании детям географии", подписанная именем Г. Янов, т.е. Гоголь-Яновский. Это была первая подпись, обнаруживающая готовность робкого и недоверчивого к самому себе малороссиянина объявить настоящее свое имя. Под статьею читаем: "Продолжение обещано"; но обещание не исполнено. В примечании к этой статье, Гоголь, под влиянием тогдашнего своего увлечения педагогиею, а может быть, и по какому-нибудь более тайному побуждению, говорит следующее: