Инна Соловьева - С мамой о прекрасном. Русская живопись от Карла Брюллова до Ивана Айвазовского Страница 24

Портрет А.А. Блока

1907 год

Портрет сначала понравился Блоку – потому что он был действительно фотографичен. Абсолютно точно, казалось бы, передавал черты его лица. Он был настолько похож, что, когда молодой еще художник Юрий Анненков впервые увидел Блока, он написал так: «Вышел Блок. Кисти Сомова».

Потом, однако, Блок сделал фотографию портрета, послал фотографию своей маме и написал, что он там ужасный. То есть, видимо, Сомов, будучи провидцем, прочитал что-то такое в лице Блока, что самому Блоку хотелось бы скрыть. Это не порок, нет. Но это лицо человека необычного, страдающего, сдержанного и все-таки со страстями. И со страстями, вероятно, тайными и, вероятно, порочными. То есть портрет свой Блок не полюбил.

Время написания этого портрета – Серебряный век. Символизм, модернизм, такое обилие талантливых людей, такое обилие талантливых художников! «Мирискусники» – Бенуа, Лансере, Добужинский – и многие, многие другие. Такое количество поэтов талантливых – Блок, Бальмонт, Мережковский, Зинаида Гиппиус! Прямо как из рога изобилия. Почему накануне революции 1905 года, накануне Первой мировой войны и, наконец, революции 1917 года появляется такая совершенно, казалось бы, странная поэзия и живопись? Какие-то дамы, кавалеры сомовские, какие-то праздники, маскарады. Все утонченное, все костюмированное, бальное. Все такое с гримасами, Арлекин, Коломбина – все более чем странное.

И каждый вечер, в час назначенный(Иль это только снится мне?),Девичий стан, шелками схваченный,В туманном движется окне.И медленно, пройдя меж пьяными,Всегда без спутников, одна,Дыша духами и туманами,Она садится у окна.И веют древними поверьямиЕе упругие шелка,И шляпа с траурными перьями,И в кольцах узкая рука.

Это Блок. Хочется сказать «и в кольцах тонкая рука» – а у Блока «и в кольцах узкая рука». Откуда накануне таких страшных событий, которые грядут, появляется такая изысканно-манерная тема? И в поэзии, и в живописи.

Существует исторический анекдот. 1788 год. Париж. Версаль. Накрыт стол, празднуют какое-то событие, красивый вечер, идет смена блюд, все дамы в шелках, в кринолинах, кавалеры соответствующе одеты. И вдруг встает человек по имени Жак Казот. Медленно встает, уставившись в свою тарелку, и вдруг начинает говорить: «Я чувствую, что грядут страшные, ужасные события. Я вижу вас всех без голов». И действительно через год произошла революция, за которой последовал якобинский террор. И ни один из сидевших тогда за праздничным столом не выжил.

Ну а сам Жак Казот был схвачен, приговорен к смерти, геройски защищен своей дочерью Елизаветой, с ней отпущен на свободу, но через несколько дней снова схвачен и казнен 25 сентября 1792 года. Значит, страшная участь не минула и пророка.

Ж.-Б. ПЕРРОННО

Портрет Жака Казота

1760–1765 годы

Настоящий большой поэт и настоящий большой художник, хочет он того или не хочет, всегда является пророком. Он пропускает через себя эти токи истории и пытается донести их, в меру своего таланта, людям. Вот откуда берутся «сомовские кавалеры». Это не потому, что Сомов любил Францию, ездил во Францию, возрождал традицию французского рисунка XVIII века. А потому что все его дамы, все его Коломбины, Арлекины, все эти утонченные свидания, эти тайные поцелуи, свидания на скамейках – это тот пир, который происходит во время чумы. То, что в скором времени закончится катастрофой.

Блок и Сомов могли бы быть друзьями. Они приблизительно люди одного поколения – разница в возрасте 10–11 лет, – оба родились в Петербурге, в семьях высокообразованных людей. Сомов – сын хранителя Эрмитажа, Блок – сын профессора юридического факультета Варшавского университета. Но нет никаких сведений о том, что они действительно дружили. Конечно, они встречались, и портрет написан с натуры. Но, судя по портрету, любви и восхищения не было. Может, в этом и нет ничего удивительного – потому что это Сомов и потому что это Блок, обе личности интересные, выдающиеся.

Когда речь заходит о Блоке, интересно проследить, как человек формировался, что его формировало. Ну, конечно, прежде всего семья – родители Блока разошлись рано, когда Саше было три года. Отец его тоже имел склонность к написанию стихов, и притом так его тянуло делать это, что он решил, что надо это быстренько бросать, иначе можно уйти в стихосложение насовсем, навсегда. Блок начал писать стихи с пяти лет. Нервный был ребенок. Он вообще как человек был удивительно восприимчив. Человек без кожи. Наверное, другим поэт быть не может.

Арлекин и Смерть

1918 год

Влюбленные. Вечер

1910 год

Портрет С.В. Рахманинова

1925 год

Поэтому он восторженно воспринял и революцию 1905 года. Он вообще говорил о том, что чувствовал нарастание народной волны и хотел быть среди народа, хотел быть с народом, разделять все его страдания, все его муки, весь его революционный пыл. И был, действительно, – и знамена нес, и участвовал в демонстрациях. И Октябрьскую революцию тоже принял, за что страшно его «били» собратья по перу. И отсюда поэма «Двенадцать», которая вызывала столь неоднозначные толки и была просто категорически отвергнута Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковским – а их Блок знал лично и относился к ним с большим уважением.

Блок характеризовал свое отношение к России такими словами: «У меня ненавидящая любовь к России». Так мог сказать только Блок – «ненавидящая любовь». И очень быстро, к сожалению, пришло страшное разочарование, надломленность. Когда он произносил речь по поводу юбилея Пушкина, блестящую речь, а его подправляли товарищи в штатском, что можно говорить, а чего нельзя, Андрей Белый, друг его, сказал, что это товарищи, которые не пишут, а подписывают. И Блок чувствовал эту несвободу. Это его надломило, он впал в депрессию и вскоре умер.

У Сомова другая история. Сомов активно работал в России, великолепно писал после того, как вернулся из Франции, сделал серию блестящих портретов, потом идут его маркизы и арлекины, костюмированные балы, красавицы. И когда в 1923 году он везет в Америку российскую выставку, он остается за границей. Обосновывается, впрочем, не в Америке, а в Париже. И что удивительно – покинув родину, Сомов не кончился как художник. Он много писал и много работал, были и удачные картины, например портрет С.В. Рахманинова (1925), и менее удачные. Но все же он не смог подняться до своего прежнего уровня. Почему? Потому что здесь, в России, со своими дамами и арлекинами он был провидцем. Это были пляски накануне трагических событий, накануне катастрофы. А там это были просто костюмированные постановки.