Михаил Лобанов - Мы - военные инженеры Страница 24

За время учебы на военном отделении Ленинградского электротехнического института мы четыре раза выезжали на полигоны, заводы, в научно-исследовательские институты.

Свою последнюю, дополнительную, производственную практику (она была организована по нашей просьбе, так как курс, рассчитанный на пять лет, мы прошли меньше чем за четыре года) я провел на полигоне в Евпатории и на заводе "Электроприбор" в Ленинграде.

Каждый день дополнительной практики приносил нам огромную пользу. Мы знакомились с современным производством, его особенностями и принципами организации, воочию убеждались, что от чертежа конструктора до готового механизма лежит долгий и трудный путь.

Многое приоткрылось нам за это время и из области взаимоотношений. Мы убедились, например, что руководителю очень важно найти общий язык с рабочими, техниками, инженерами, подобрать к каждому из них свой особый ключик. Подберешь - все будет хорошо, не сумеешь - непременно наткнешься на глухую стену, разрушить которую будет не так-то просто.

Сложнее, чем мы думали, оказались взаимоотношения между заказчиками и производственниками. Раньше мы считали: заказчик требует, завод выполняет. На деле же все было куда сложнее. Требования - требованиями, но еще, как выяснилось, нужно суметь доказать, убедить, всесторонне обосновать свои запросы. Не сделаешь этого - всегда найдутся веские аргументы для возражений: так, дескать, не получится, а об этом и думать нечего.

Заключительная практика принесла мне неоценимую пользу. В годы последующей службы, когда мне приходилось сталкиваться с самыми разнообразными вопросами организации производства вооружения и освоения его новых образцов, я неоднократно вспоминал эти последние месяцы учебы на военном отделении Ленинградского электротехнического института.

Итак, в июле 1930 года моя учеба закончилась. У меня в кармане рядом с дипломом инженера-электрика уже лежало назначение к новому месту службы. Начальник акустической лаборатории научно-испытательного инженерного полигона - так именовалась моя должность.

На этом полигоне мне приходилось бывать и раньше, в частности, во время учебно-производственной практики 1928-1929 годов. Управление, основные отделы, лаборатории и мастерские размещались, главным образом, в старых, обветшалых зданиях, в которых до революции была какая-то небольшая фабрика. Некоторые службы располагались в шести километрах от центральной базы - в бывшей княжеской усадьбе. Когда я прибыл сюда после окончания учебы, мне сразу бросилось в глаза, что на полигоне довольно широким фронтом идет строительство. Возводилось несколько жилых домов для инженерно-технического состава, некоторые бытовые учреждения.

Выяснилось, что акустическая лаборатория, которую мне надлежало возглавить, также размещается в новостройке - двухкомнатной рубленой избушке. По соседству с ней находился деревянный сарай. Небольшой участок был огорожен забором. На этой площадке стояли отечественные и иностранные звукоулавливатели. В мастерской (она же и лаборатория) - несколько измерительных приборов, столярный верстак, скудный набор инструментов. Вот, пожалуй, и все, чем располагал я для своей "научной" деятельности.

Не окажу, что назначение на этот полигон обрадовало меня. В принципе я нисколько не возражал против исследовательской работы, связанной с испытанием вооружения. Не смущала меня и низкая техническая оснащенность лаборатории, определенные житейские неудобства. Меня волновало другое: та область военной техники, в которой предстояло работать, - звукоулавливатели и прожекторы - казалась не очень перспективной. Ну какие здесь могут быть проблемы? Ни в самой идее обнаружения самолетов по звуку, ни в техническом воплощении ее я не видел абсолютно ничего интересного. Примерно так я и сказал начальнику полигона, когда речь зашла о моей работе.

- Вы не правы, товарищ Лобанов, - спокойно ответил он мне. - Никогда не делайте скоропалительных выводов. Что, в сущности, вы сейчас знаете о принципах звукообнаружения? Ведь институт дал вам лишь общие понятия об этой проблеме. Тщательно изучите отчеты по испытаниям, которые проводились у нас. Познакомьтесь с записками своего предшественника. Думаю, что тогда кое-что для вас прояснится. Кстати, - вдруг добавил он, - не забудьте обратиться и к военно-исторической литературе. Там тоже может встретиться нечто любопытное.

Разговор с начальником полигона заронил в душу сомнения. Быть может, я действительно не во всем разобрался? Но для чего мне, инженеру, историческая литература? Тем не менее я последовал совету и засел за книги и отчеты.

Сотни печатных и рукописных страниц были прочитаны мной, прежде чем начала вырисовываться истинная картина. И как ни парадоксально, именно краткий очерк истории развития вооружения дал мне ключ к правильному пониманию многих проблем. Я убедился, что в развитии военной техники существуют определенные закономерности. Действительно, в руках человека появляется меч. Вскоре, как средство защиты от него, рождаются щит, кольчуга, шлем. Возникают крепостные стены - создаются орудия для их разрушения или преодоления. И так постоянно. Одно средство вооруженной борьбы неизменно влечет за собой появление другого, противодействующего.

Особенно характерным в этом отношении был, пожалуй, опыт империалистической войны 1914-1918 годов. Как известно, в начальный период ни одной из сторон не удавалось добиться решающих успехов. Война приняла затяжной характер. Армии зарылись в землю, укрылись в окопах, глубоких блиндажах. Передний край воюющие стороны опутали колючей проволокой. В таких условиях прорвать оборонительные позиции противника было очень трудно. Тогда в ход пошли отравляющие вещества. Но вскоре на фронте появились и контрсредства - противогазы, снижающие эффективность воздействия нового, химического оружия.

В сентябре 1916 года на поля сражений Западного театра военных действий вышли бронированные чудовища, передвигавшиеся на гусеницах. Они без особого труда преодолевали проволочные заграждения, окопы, уничтожали огневые точки и артиллерийские позиции. Казалось, нет силы, которая могла бы остановить эти подвижные, наводившие страх крепости. Однако очень скоро военные специалисты приспособили для борьбы с танками существовавшие пушки. Затем были созданы специальные артиллерийские системы, которые были более подвижны, скорострельны, имели особые прицелы, позволявшие вести огонь прямой наводкой.

С первых дней империалистической войны над полем боя появились самолеты. Первоначально авиация решала задачи разведывательного характера.

Стремление воспрепятствовать разведывательным полетам заставило воюющие стороны вооружить летательные аппараты. Теперь в воздухе то и дело вспыхивали яростные схватки. Так появилась истребительная авиация. Одновременно с этим для борьбы с самолетами начали использовать артиллерию, пулеметы. В свою очередь авиаторы стали брать на борт бомбы, чтобы не только наблюдать, но и разрушать укрепления, уничтожать склады, мосты, скопления войск. К концу войны возникла бомбардировочная авиация. Она стала наносить ощутимые удары по административным и промышленным центрам в тылу противника.