Раян Фарукшин - Цикл произведений Родина Страница 24

Привезли в Ханкалу, в полевой госпиталь. Там раненых - тьма. Для новеньких - мест нет. Положили на скрипучую кровать в коридоре старого барака, сказали: "Жди!" И я ждал. Кто-то пришел и осмотрел меня, не помню мужчина или женщина, а может, и не важно это вовсе. Неизвестный быстро поставил диагноз:

- В аэропорт его везите, пусть во Владике такого ремонтируют! А я, я ничем помочь не могу!

Грязный УАЗ - "буханка" принял меня в свою открытую пасть тарахтеньем еле живого мотора. Я, оказавшись со всех сторон зажатым другими ранеными, выяснил, что являюсь не единственным пассажиром этой чудо-техники. Но за мою несчастную голову никто не задевал, и я успокоился, закрывая лицо выдвинутыми в обе стороны локтями. Напихав нас друг на друга в два яруса, рядовой хитрой армянской наружности пинком захлопнул двери. "Килька в томатном соусе". Только вместо рыбы - солдаты, а вместо соуса - кровь. Не знаю как, но мы доехали до вертолета живыми, едва не спекшись в жаре этой микроволновой печи ржаво-металлической конструкции.

В "крокодиле" громадной вертушки лежали пятеро, я стал шестым. Еще около тридцати бойцов сидело в различных позах. Визжа лопастями и матерясь офицерами, вертушка рывками взлетела, еле оторвав свои худые ноги облысевших колес от смертельно опасной ичкерийской земли. "Инш Алла!"

Мысль "я сваливаю из этой долбанной Чечни" настолько всех успокоила, что за весь полет до Владикавказа никто, включая самых тяжелораненых, даже не пикнул. Никто не стонал, не охал, не ревел, не бредил! Тишина. Я слышал только завывание ветра. "Я - ветер вольный! И я лечу!" - кричала моя душа, но ответа не слышала, боль захлестнула меня новой волной небытия.

Небольшое старинное красивое двухэтажное здание никак не походило на госпиталь. Невысокий симпатичный заборчик, аккуратно подстриженный кустарник, ровно подпиленные деревья. Все здесь производило приятное впечатление барского особняка девятнадцатого века. Успокаивающая, убаюкивающая обстановка. Внутри здания тоже не плохо - бело и чисто. Когда мне делали уколы и меняли повязки, я лежал на носилках на втором этаже, в коридоре. Через час боль отпустила и я, при помощи санитара, смог встать. Проводив меня до туалета и объяснив, где находиться душевая, он ушел к следующему пациенту, оставив меня наедине с самим собой. Наконец-то! Живительная струя теплой воды смыла с меня пот, грязь и ужас последнего дня. Лишь голова, укутанная мазями, ватой и бинтами, оставалась тяжелой и жадно требовала почесать себя под слегка промоченными повязками. Вода вернула хорошее настроение. Я никогда не переставал верить в лучшее, я по натуре оптимист, сейчас же, после душа, я увидел свое будущее. Будущее оказалось довольно перспективным: все в ажуре, чин чинарем, хорошие парни побеждают плохих и, все такое прочее. "Прихожу из армии, само собой разумеется, бодрым и здоровым. Отдыхаю месяц. Жаль, водку не пью, а то бы покуролесил на славу. Ладно, потом устраиваюсь на не пыльную, высокооплачиваемую работу, поступаю на заочку в техникум, защищаю диплом. А после? А после, женюсь! Да, на самой красивой девушке на земле! Так, сына рожаем. А потом..."

- У тебя как дела? Нормалек? А то, ты долго, я уж забеспокоился, - в кабинку заглянуло рыжее незнакомое лицо,- не помер ли ты там.

- Спасибо, живой! - с обидой отрываясь от грез, отозвался я незнакомцу.

- Ты скоро? Я бы тоже оттянулся. Мыться хочется, жуть как чешусь!

Веснушчатая физиономия скрылась за дверью. "Веснушка хочет помыться!" подытожил я и вылез в коридор.

- Иди, радуйся.

- Саня. Меня зовут Саня. А тебя, сказали, одеть и проводить до кровати. Она в палате, на втором этаже. На вот, бери, тут полотенце и одежда.

Я и забыл, что из одежды на мне только бинты. Взяв из протянутых рук Веснушки полотенце, я тщательно вытерся. Надел больничную пижаму.

- А это куда? - кивнул я в сторону своего тряпья.

- Здесь оставь. Сами уберут куда надо. Помочь или сам дойдешь?

- Дойду.

Бодрый, как заново родившийся, я отправился на поиски палаты. По пути остановился на большущем открытом балконе, отворяющем прекрасный вид на закат. Свежий воздух возвращал чистому телу желание жить. Солнце огромным раскаленным шаром передавало привет теплому ветерочку, покачивающему раскрывшиеся бутоны неизвестных мне цветов. Где-то запел мулла. Благодать! Тело мое дышало, душа пела, а желудок урчал от голода. Вспомнил, сволочь, что не ел с обеда, и бастовал. Музыкой булькал в пустом чреве.

- Татарин! Сержант! А ну, пади сюда! - на балкон зашел высокий подтянутый полковник, - Кушать хощишь?

Полковник, на вид сорокалетний даг, взял меня под руку и повел куда-то по коридору второго этажа. Тычком открыв дверь, он пробасил:

- Дабро пажаловать дарагой, захади!

За длинным, накрытым газетами столом ужинали человек семь офицеров.

- Давай, давай, не стесняйся! Сюда садись! - заросший щетиной майор побарабанил по свободному стулу. - Садись, поешь немного, да не стесняйся ты! Не стой столбом, сиднем садись! Давай, присаживайся! Под чеховскими пулями гордо ходил, а перед своими мужиками стесняешься, а?

При виде гигантской алюминиевой кастрюли, до верху набитой сосисками, слюнки потекли самопроизвольно, а желудок заурчал пуще прежнего, призывая меня волком наброситься на пищу. Кетчуп, ломти ароматного черного хлеба, бутылки с минералкой, апельсины и яблоки так аппетитно просились быть поглощенными, что я, без лишних слов, сел на указанный стул и... И чуть не взвыл от обиды. Рот не открывался! То есть, открывался так, что ничего кроме тоненького ломтика сыра не лезло, упираясь в зубы. Да и сыра на столе не было. Я разочарованно обвел взглядом офицеров, мол, как же так, еда есть, а есть - не могу.

- Не можешь что-ли? Вот зараза, угораздило же так! - хрустя хлебной горбушкой, майор обратился к молодому капитану. - Помоги гостю!

- Сосиску? - мог бы и не спрашивать капитан.

- Угу!

Отрезав тонюсенький ломтик хлеба, капитан обмазал его кетчупом. Сосиску он смог разделить на три ювелирно-прозрачных части.

- Так пойдет? Попробуй!

- Спасибо!

Чтобы насытиться этим шедевром творческого минимализма, у меня ушло боле получаса вкусного своим недостатком времени. Двумя руками запихивая в рот совсем по чуть-чуть, я сталкивался с проблемой переработки пищи. Жевать было больно. "Вместо зубов, одни мягкие десна" - кривился я, тщательно пережевывая бутербродное лакомство. Пока я мучился, офицеры под чистую смели продукты со стола, подшучивая то надомной, то над капитаном.

- А чайку слабо чифирнуть?

- Буду!

В стеклянные стаканы плеснули кипятку. Макнули - на всех - два пакетика с душистым индийским чаем. Майор, судя по всему, хозяин комнаты, достал из тумбочки банку с сахаром и горсть шоколадных конфет.