Владислав Карнацевич - Александр Македонский Страница 24

Такая отговорка не произвела на царя должного впечатления. Вскоре в отсутствие Филоты состоялось совещание друзей Александра, на котором обсуждалось дело о заговоре. Против сына Пармениона выступили Гефестион, Кратер, Кен и другие. Было решено, что Филота либо организатор, либо соучастник заговора. Ночью его подняли с постели и закованным привели к царю. Утром было созвано общевойсковое собрание, которое осудило Филоту, еще через некоторое время он под пытками признался в том, что замышлял убийство царя, оговорив при этом и своего отца. Рассказывают, что Александр слушал показания истязаемого и в какой-то момент воскликнул: «Таким-то малодушным будучи, ты посягаешь на подобные дела!» Филота был казнен, а вслед за этим в Мидию полетел гонец с приказом умертвить и Пармениона, что и было исполнено македонскими командирами. Казнен был и давно лишенный свободы Александр Линкестид. Все, кто попал под подозрение в связях с Парменионом и Филотой, были сведены в отдельную «дикую дивизию» – своеобразную штрафную роту. Таким образом, еще перед вступлением в Бактрию Александр нанес удар по не то реальной, не то потенциальной старомакедонской оппозиции.

В Бактрии македонский правитель мог столкнуться с организованным сопротивлением, однако Бесс растерялся и предпочел ретироваться. Он бежал в соседнюю сатрапию Согдиана, где пересек реку Оке (Амударью). Александр же, двигаясь теперь на запад, прибыл в город Бактры (сейчас Балх, Афганистан). Затем и он со своей армией вторгся в Согдиану, где опять приходилось совершать переходы только по ночам – пустынная сатрапия не позволяла поступать иначе. При переправе через Оке леса для наведения моста в этих местах, конечно, не нашлось, и македоняне использовали мешки из кож, набитые соломой и сухими виноградными лозами. Вскоре македонский царь имел удовольствие лицезреть закованного в кандалы Бесса. Его сдал недавний сторонник Спитамен. Узурпатора сначала пытали в Бактрах, а потом предали смерти в Экбатане. Так был отмщен Дарий.

А поход все равно продолжался. Македонская армия шла и шла вперед, подталкиваемая неуемными амбициями своего командующего. Александр занял столицу Согдианы Мараканд (сейчас Самарканд), затем довел войско до реки Яксарт (Сырдарья). По ней проходила граница между Персидской державой и землями кочевников скифов.

В этот момент у завоевателя начались уже настоящие большие проблемы. Им покорено было множество народов, и Александр надеялся, что в конечном счете все они будут чувствовать себя своими в создаваемой им империи. Но оказалось, что есть люди, которые не хотят видеть над собой македонян и их повелителя. В долине Яксарта царь провел несколько битв против недовольных туземцев, был тяжело ранен в ногу. Вождем же повстанцев в Средней Азии стал передавший Бесса в руки царя Спитамен. Собрав внушительный отряд из местных жителей и бактрийцев и переманив на свою сторону скифов, Спитамен начал действовать за спиной у Александра, пока тот был занят основанием Александрии Дальней (современный город Ходжент). Крупнейшим успехом Спитамена было освобождение от македонского владычества Мараканда. Царь Азии не мог мгновенно отвлечься, поскольку его армию постоянно обстреливали скифы с другого берега Яксарта. Пришлось организовывать трудную переправу через реку, использовать копьеметателей и катапульты, чтобы разогнать дерзких кочевников, и только тогда скифы запросили мира. После этого Александр мог обратить внимание на Спитамена и его действия. Узнав о приближении македонян, тот оставил в покое цитадель Мараканда с гарнизоном чужеземцев и скрылся в пустыне. Но и это был еще не конец. Восстала Согдиана и непокорных «варваров». Александру пришлось проявить крайнюю жестокость, чтобы усмирить Согдиану. В ходе карательных акций было убито более ста тысяч человек, большинство – мирные жители.

Отдохнув на зимних квартирах, македонянам пришлось вернуться в Согдиану и опять методично подчинять себе эту страну. Спитамен появлялся то здесь, то в Бактрии, неся с собой огонь восстания. С большим трудом военачальникам Александра удалось привести местное население и его элиту к покорности. Сделано это было со всей возможной жестокостью. С того времени начинается заселение Центральной Азии согдийскими колонистами, которые спасались из залитой кровью родины. Опасаясь гнева македонца, массагеты, представители одного из скифских племен, преподнесли ему зимой 328–327 годов до н. э. голову своего бывшего союзника Спитамена.

Если расправу с Филотой и Парменионом еще можно было предвидеть до того, как Александр отправился в азиатский поход, то убийство Клита – одного из ближайших друзей царя – стало свидетельством того, что македонский владыка изменился, и не в лучшую сторону Клит был представителем нижнемакедонской знати, участвовал еще в войнах Филиппа, но, в отличие от Пармениона, был, казалось, лично предан монарху и пользовался расположением последнего. Брат кормилицы Александра, Клит спас ему жизнь в битве при Гранике. При Гавгамелах он возглавлял царскую илу. После смерти Пармениона и Филоты Клит вместе с Гефестионом разделил командование над всей конницей гетайров. После того как Артабаз, сославшись на солидный возраст, попросил освободить его от должности сатрапа Бактрии и Согдианы, этот пост достался именно Клиту. С одной стороны, сатрап имел большие полномочия и возможности, с другой – уж слишком напоминало это назначение то, которое в свое время получил уже покойный Парменион. Получая должность в Мидии, Клит удалялся из армии, что говорило, скорее всего, о желании Александра лишить влияния потенциального «фрондера». Тем более, что именно Клит в глазах македонян после раскрытия заговора Филоты оставался главной надеждой старой знати.

И опять мы не можем отделить импульсивные поступки царя от хорошо продуманных акций. Так был сожжен дворец Персеполя, так погиб и Клит. На одном из хмельных пиров у Александра в его честь, как обычно, произносилось немало льстивых речей. Молодой повелитель заявил, что и победа при Херонее досталась Филиппу только благодаря удачным действиям сына. Затем кто-то затянул песню, в которой высмеивались македонские воины, потерпевшие поражение от Спитамена. Стремящийся к абсолютизму царь явно поддерживал мысль о том, что без него ни его отец, ни остальные македоняне ничего из себя не представляли.

Вот тут-то и не выдержал гордый македонский аристократ и закаленный в боях воин Клит. Он кричал, что нехорошо поносить македонян, даже имевших несчастье проиграть одну из битв. В ответ Александр бросил, что несчастьем Клит называет трусость, стараясь выгородить себя. Это было уже прямое оскорбление. Брат монаршей кормилицы не стерпел и напомнил, как его «трусость» спасла Александра в битве на Гр анике. Войдя в раж, Клит говорил, что сам царь ничего не сделал бы без македонских солдат и Филиппа. Более того, забывший о безопасности спорщик с похвалой отозвался о Парменионе и противопоставил его царю. Он упрекал Александра в том, что македоняне должны выпрашивать разрешения пройти к царю у персов. Тогда царь обратился к присутствовавшим грекам, показывая на рассвирепевшего оппонента: «Не кажется ли вам, что эллины ходят средь македонян, как полубоги среди диких зверей?» Это оскорбление подлило масла в огонь: «Пусть тогда царь не зовет к себе на пиры людей свободных и откровенных, – бранился Клит, – пусть живет с варварами и рабами, которые станут простираться перед его персидским поясом!» Александр уже хватался за меч, Клит рвался к Александру. Наконец всегда сохранявшему здравомыслие уравновешенному Птолемею Лагу удалось вытащить разбушевавшегося начальника гетайров на двор – что называется, освежиться. Возможно, все бы и обошлось, если бы Птолемей остался с Клитом, но он вернулся к столу, а вскоре через другой вход в зал вошел возмутитель спокойствия – на сей раз с цитатой из Еврипида: «Беда, как скверно в Элладе повелось! Когда памятники в честь победы ставит войско, не деяние сражавшихся отмечается этим, но полководец снискивает славу, один он, который вместе с другими мириадами потрясает копьем; ничего не сделав больше, чем под силу одному человеку, он приобретает наибольшую известность…» Александр выхватил у слуги копье и ткнул его в бок Клита со словами: «Отправляйся теперь к Филиппу и Пармениону!»