Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века Страница 24

Этолия – горная область в центральной Греции, по ее имени святого и называют Космой Этолийским.

«Мое земное отечество – провинция Апокуро находится в епархии епископа Арты (город в Центральной Греции. – Ред.). Мой отец, мать, весь мой род – все благочестивые православные христиане», – скажет о своей семье Косма в одной из проповедей.

В семье было двое детей: Констас – младший и Хрисанф – его близкий друг и единомышленник с детских лет.

Мост Арты, Греция. 1602 г.

Можно с уверенностью сказать, что эти двое греческих мальчиков из глухой горной деревушки, Хрисанф и Констас, были самородками, обладавшими врожденной тягой к знаниям и незаурядными способностями.

В их деревне не было ни школы, ни учителей, ни книг, но они обошли все окрестные горы, чтобы добыть себе и знания, и образование. Братья с детства уходили на много километров от дома, если слышали, что где-то в горах есть монастырь с библиотекой, а в дальнем селе – школа. Они сами нашли тех, кто научил их читать и писать, и потом всю жизнь не расставались с книгами.

В возрасте двадцати лет Констас уже учительствовал в общине соседнего села, одновременно продолжая обучение разным наукам под руководством некоего наставника Феофана.

Согласно народным преданиям, в этолийском селении Таксиархис он открыл свою первую школу, где учил народ, сидя на камне, под пение птиц и стрекот кузнечиков в траве. Тот самый камень, на котором сидел блаженный Косма Этолийский, просветитель греков, можно увидеть и сегодня.

«Зимой он учил в храме, летом – в тени деревьев. Он преподавал, не заглядывая в книги», – пишет авторитетный исследователь жизни святого Афанасий Зоитакис.

Пройдут годы – и Косма возьмет себе в ученики весь греческий народ, умея просто и понятно объяснить любое, даже самое отвлеченное богословское понятие. Например, как это: «Бог – всеведущ и вездесущ?» Да очень просто, скажет Косма: «Человек же может умом своим одновременно находиться в городе или дома, размышлять о своих детях, и в то же время ум его продолжает находиться в голове. Человек, который есть творение Божие, обладает такой возможностью. А Бог разве не в силах, находясь на небе, быть повсюду?»

В возрасте примерно тридцати лет Констас отправился на Святую Гору Афон и был принят в один из лучших «университетов» того времени – в Афонскую академию при Ватопедском монастыре, так называемую Афониаду.

Курс обучения в Афониаде длился девять лет и включал в себя последовательное изучение богословия, грамматики, арифметики, геометрии, физики, философии, латыни и древнегреческого языка.

После окончания академии Констас принял монашеский постриг с именем Косма и остался в афонском монастыре Филофей, где был рукоположен в иеромонахи, то есть стал еще и священником.

Но тихая молитвенная жизнь в монастыре за изучением древних манускриптов была не тем, чего он так долго искал. Косме хотелось быть кому-то нужным и полезным, служить ближнему…

«Однажды я услышал слово, сказанное Господом нашим Иисусом Христом о том, что христианин – будь то мужчина или женщина – должен заботиться не только о своем спасении, но равным образом должен печься и о том, чтобы не впали в грех его братья. С тех пор как я услышал его, оно долго точило мое сердце, как червь точит дерево, и я размышлял, не зная, что предпринять», – будет вспоминать Косма Этолийский о времени выбора жизненного пути.

Слова из посланий апостола Павла – Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10: 24) – звучали для него как обращенный лично к нему настойчивый призыв.

«Принимая во внимание мою безграмотность, я посоветовался с духовными наставниками, архиереями, патриархами и открыл им свою мысль, что, если дело проповеди угодно Богу, не стоит ли мне за него взяться, и все они единогласно стали меня к нему побуждать, говоря, что это дело благое и святое» («Слова Космы Этолийского. Слово первое»).

Получив одобрение афонских старцев, Косма отправился в Константинополь, где в то время жил и обучался ораторскому искусству его старший брат Хрисанф. Наверняка они горячо обсуждали необходимость проповеди для простого народа, для таких малограмотных, но благочестивых людей, православных греков, как их родители и деревенские соседи.

Эту мысль Косма не раз будет повторять и публично: «Какую великую нужду в Божьем слове имеют братья мои, христиане! Поэтому ученые люди должны стремиться не в господские дома, не ко двору вельмож и не ради богатства и земной славы расточать свою ученость, но, чтобы приобрести небесную награду и неувядающую славу, более всего должны стремиться учить простой народ, живущий в великом невежестве и грубости…» («Слово первое»).

В Константинополе Косма сумел встретиться с константинопольским Патриархом Серафимом II, который дал ему благословение и разрешение заниматься миссионерской деятельностью в деревнях Фракии.

Шел 1760 год, когда иеромонах Косма в возрасте примерно сорока шести лет отправился к людям на проповедь.

Вероятно, первое время греческие крестьяне не принимали его всерьез, а если и приходили послушать, то скорее из любопытства.

Но Косма не унывал – он вообще умел над собой подтрунивать: «Знаю, что и надо мною смеются, говоря: „Теперь пришел ты, противный монах, чтобы нести здесь отсебятину“. Слова, которые я говорю вам, не мои, а Духа Святого. Мои – только мои грехи. Кто хочет, пусть верит, каждый наделен свободной волей и может поступать, как пожелает. Я лишь исполняю свой долг, свою работу» («Слово пятое»).

Странствующий по деревням миссионер везде говорил об одном и том же – о любви к Богу и ближнему – и так, что его понимал любой безграмотный пастух.

«– Есть ли среди вас тот, кто имеет любовь к своим братьям? Пусть он поднимется и скажет мне об этом. Я благословлю его и велю всем христианам простить его, и он получит такое прощение, которое не смог бы купить и за тысячу мешков с деньгами.

– Я люблю Бога и моих братьев, учитель.

– Хорошо, дитя мое, вот тебе мое благословение. Как твое имя?

– Костас.

– Каким ремеслом ты занимаешься?

– Я пасу овец.

– Ты взвешиваешь сыр, который продаешь?

– Взвешиваю.

– Ты, дитя мое, научился взвешивать сыр, а я научился взвешивать любовь. Стыдятся ли весы своего хозяина?

– Нет.

– Как мне понять, дитя мое, любишь ли ты своих братьев? Я взвешу твою любовь и, если она правильная, благословлю тебя и попрошу всех христиан простить тебя. Отныне, куда бы я ни пошел проповедовать, я везде буду говорить, что люблю господина Костаса больше жизни. <…> А теперь скажи: любишь ли ты того нищего ребенка?