Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 Страница 24

В назначенный час мы выехали, трое в коляске, слуга на запятках и двое других впереди верхом, вооруженные саблями и ружьями. Каждые два или три часа мы прибывали в какое-то место, где меняли лошадей и освежались, что-то ели и пили хорошие вина — рейнские или французские, которых было достаточно запасено среди провизии, взятой с собой в коляску.

В нашем турне, которое продолжалось пятнадцать дней, мы останавливались в пяти местах, где имелись сооружения для работы в шахтах, либо по меди, либо по железу. Мне не надо было быть знатоком, чтобы записать кое-что, достаточно было поразмышлять, в основном об экономии, что было главным, о чем просил меня герцог. Я преобразовывал в каком-то месте то, что считал не полезным, а в другом месте рекомендовал увеличение производства, чтобы увеличить доход. В главной шахте, где в работе были заняты тридцать человек, я порекомендовал сделать канал, выходящий из речки, который, хотя и очень короткий, благодаря своему уклону мог, при открытии шлюза, приводить во вращение три колеса, что позволяло директору шахты избавиться от двадцати рабочих; и Ламберт, по моей инструкции, нанес весьма точно план работ, измерил высоты, нарисовал шлюзы и колеса и сам наметил места, где надо подсыпать земли для ограждения справа и слева канал, вплоть до его окончания. Посредством различных других каналов я осушил большие пространства, чтобы получать в большем количестве серу и купорос, которым были пропитаны осматриваемые нами земли.

Я вернулся в Миттау очарованный, чего никак не ожидал и не предполагал, и открывший в себе таланты, наличия которых не знал. Я провел весь следующий день, переписывая набело мои наблюдения и перерисовывая в масштабе рисунки, которые к ним приложил.

Послезавтра я отправился представлять г-ну герцогу все мои наблюдения, которым он дал при мне самую высокую оценку, и в то же время я раскланялся с ним, поблагодарив за честь, что он оказал мне. Он сказал, что велит отвезти меня в Ригу в одной из своих карет, и что он даст мне письмо для принца Карла, своего сына, который стоит там в гарнизоне. Мудрый старик, исполненный большого опыта, спросил у меня, предпочитаю ли я украшения или их стоимость в деньгах. Я ответил, что от принца, такого как он, я предпочел бы деньги, хотя и счел бы себя вполне довольным, удостоившись чести поцеловать ему руку. Он дал мне записку, которой указывал своему кассиру выдать мне четыре сотни альберсталлеров… Я получил их в голландских дукатах, вычеканенных в монетном дворе Миттау. Альберсталлер идет за пол-дуката. Я отправился поцеловать руку м-м герцогине и обедал второй раз с г-ном де Кайзерлинг.

На следующее утро молодой камергер, знакомый мне, принес письмо герцога для его сына и пожелал мне доброго пути, сказав, что дворцовая карета, в которой меня отвезут в Ригу, стоит у дверей гостиницы. Я отбыл, весьма довольный, с заикой Ламбертом, и, поменяв лошадей на половине пути, прибыл в Ригу в полдень, где сразу отправил письмо герцога его сыну, генерал-майору на службе у России, камергеру и кавалеру ордена Александра Невского.

Глава V

Мое пребывание в Риге. Кампиони. С.-Элен. Д'Арагон. Прибытие императрицы. Отъезд из Риги и мое прибытие в Петербург. Я хожу всюду. Я покупаю Заиру.

Принц Карл де Бирхен, младший сын правящего герцога, генерал-майор на русской службе, кавалер ордена Александра Невского, предупрежденный своим отцом, встретил меня очень хорошо. Тридцати шести лет, с приятным лицом, хотя и не красавец, непринужденно вежливый, хорошо говорящий по-французски, он сказал мне немногими словами все то, что я мог бы от него услышать, если бы думал провести некоторое время в Риге. Его стол, его общество, его развлечения, его советы и его кошелек — вот предложения, что он мне сделал; никакого жилья, потому что он сам жил в стесненных обстоятельствах; но он предложил мне довольно удобную квартиру, сразу пришел меня повидать и обязал сразу прийти к нему пообедать, в том виде, в каком я был. Первым лицом, поразившим меня, был Кампиони, танцор, о котором, если читатель помнит, я говорил два или три раза в этих мемуарах. Этот Кампиони был выше своей профессии. Он был создан для доброй компании, вежлив, любезен, изворотлив, без предубеждений, любитель женщин, хорошего стола, крупной игры, благоразумен, деликатен, храбр, и был спокоен тогда, когда фортуна ему благоприятствовала, как и тогда, когда она ему противилась. Мы были оба рады встретиться. Второй сотрапезник был барон де С.-Элен, савояр, с женой, молодой и не уродиной, но невыразительной. Этот барон, большой и жирный, был игрок, обжора, любитель выпить, владеющий искусством делать долги и убеждать своих кредиторов ждать. Это были все уменья, которыми он обладал, весьма неумный во всем остальном. Другой сотрапезник был адъютант монсеньора, бывший его верным рабом. Мадемуазель двадцати лет, красивая, высокая и худая, сидела рядом с ним; это была его любовница. Очень бледная, грустная, задумчивая, она почти ничего не ела, потому что все, по ее мнению, было плохим, и к тому же сказалась больной. На лице ее лежала печать недовольства. Принц старался время от времени ее развеселить, заставить выпить, она отвергала все с пренебрежением и даже с негодованием, и принц при этом насмехался над ней и указывал, смеясь, на ее странности. Несмотря на это, мы провели за столом полтора часа достаточно весело. После обеда принц занялся делами и, сказав мне, что его стол всегда для меня накрыт, утром и вечером, передал меня Кампиони.

Этот старый друг, мой соотечественник, проводил меня в мое жилище и, перед тем, как показать мне Ригу, отвел к себе, чтобы познакомить со своей женой и всей своей семьей. Я не знал, что он снова женился. Я увидел его предполагаемую жену, англичанку, очень любезную, худую, полную ума, которая меня, однако, не столь заинтересовала, как его дочь, которой было одиннадцать лет, но ум у которой был как у восемнадцатилетней; кроме того, она была красива, хорошо танцевала и аккомпанировала своим маленьким ариям на мандолине. Эта юная девочка, немного слишком заласканная, сразу меня завоевала, отец ее поздравил, но мать заругала, назвав писюхой. Жестокое оскорбление для девочки с рано развившимся умом.

Кампиони на прогулке все мне объяснил, сам начав разговор:

— Я живу, — сказал мне он, десять лет с этой женщиной. Бетти, которую вы находите очаровательной, не моя дочь; у нее другие родители. Я покинул Петербург два года назад и живу здесь хорошо, держу школу танцев, где у меня есть ученики и ученицы, создающие мне известность. Я играю у принца, иногда выигрываю, иногда — проигрываю, и никогда не получается набрать сумму, достаточную для того, чтобы расплатиться с кредитором, который преследует меня в силу векселя, что я оставил в Петербурге. Он может посадить меня в тюрьму, и я этого все время ожидаю. Вексель на 500 рублей. Он не желает оплаты по частям. Я ожидаю больших морозов и тогда я смогу убежать в одиночку, я уеду в Польшу, откуда пришлю моей жене достаточно, чтобы она могла жить. Барон де С.-Элен тоже убежит, потому что отговаривается от своих кредиторов только словами. Принц, к которому мы приходим каждый день, очень нам полезен, потому что у него мы можем играть; но если нам не повезет, так, что нужны будут деньги, он не сможет помочь, так как, будучи сам в долгах, он денег не имеет, и ежедневные затраты, что он должен нести, очень велики в сравнении с его доходами. Он играет и все время проигрывает. Его любовница стоит ему дорого и огорчает его своим дурным настроением, потому что все время ждет от него положительного слова. Он обещал ей жениться по прошествии двух лет, и на этом условии она позволила ему сделать ей двоих детей. Она не хочет его больше, потому что боится, что он сделает ей третьего. Из-за этого она его изводит, и вы его всегда видите таким, как сегодня, хмурым. Он нашел ей лейтенанта, готового жениться, но она хочет по крайней мере майора.