Алан Бринкли - Джон Фицджеральд Кеннеди Страница 25

Кеннеди не терял надежды добиться в процессе разоружения положительной динамики. На встрече в Вене он не делал никаких конкретных предложений, ожидая начала разговора о способах снижения угрозы ядерной войны. Хрущев также ничего не предлагал. Кеннеди считал, что единственным эффективным шагом в нужном направлении, на который может пойти советская сторона, будет подписание договора о запрещении испытаний атомного оружия. Сторонники такого соглашения утверждали, что оно замедлит и, возможно, даже остановит разработку нового ядерного оружия. Кеннеди предполагал, что сокращение вооружений будет происходить постепенно, но Хрущев продолжал настаивать, что непременным условием заключения любого договора должно быть полное и всеобщее атомное разоружение. Понимая, что такое широкое требование не имеет шансов на успех, Кеннеди продолжал настаивать на запрещении ядерных испытаний. Хрущев ответил, что «одно лишь запрещение испытаний не обеспечит государствам национальной безопасности. Опасность сохранится». Однако он пообещал, что «СССР не возобновит испытаний, если их не возобновят Соединенные Штаты» [268].

Воодушевленный неофициальным обещанием Хрущева больше не испытывать атомные бомбы, Кеннеди стал искать поддержки своей инициативы у Пентагона, Конгресса и научного сообщества. Джером Визнер, один из советников президента по вопросам науки, настаивал на полном запрете испытаний. По словам другого советника Белого дома, без такого запрета «дилемма постоянного наращивания военной мощи и одновременного снижения национальной безопасности не имеет технического решения» [269]. Принимая во внимание репутацию Кеннеди как слабого игрока в политических дебатах по вопросам разоружения, можно не удивляться многочисленности его оппонентов. Представители Пентагона не хотели соглашаться на запрет испытаний без проведения тщательного контроля соблюдения условий, однако Хрущев настаивал, что ежегодных проверок не должно быть больше трех, поскольку «большее число будет равносильно шпионажу» [270]. Некоторые советские ученые выступали против любых ограничений на испытания, другие считали, что испытания должны проводиться под землей, чтобы ограничить радиоактивное заражение атмосферы.

Дело осложнялось отсутствием взаимного доверия. В результате, 1961 год закончился, а договор так и не был заключен. Даже данное Хрущевым в Вене неофициальное обещание не испытывать новые виды атомного оружия при условии, что США также воздержатся от такого рода испытаний, было нарушено меньше чем через год. В августе СССР провел успешное испытание 50-мегатонной водородной бомбы в атмосфере. «Опять меня надули», — рычал Кеннеди. Разговор о запрете испытаний ядерных вооружений возобновится только в 1963 году [271].

Среди многих острых проблем, с которыми Кеннеди столкнулся в первый год пребывания в Белом доме, был унаследованный от предыдущего правительства вопрос о политике в отношении Лаоса. Во время их встреч в декабре 1960 года Эйзенхауэр рассказал ему о положении в этой маленькой стране, в которой в начале 1960-х годов проживало 3 миллиона человек. Окруженный со всех сторон сушей, Лаос имел общие границы с Бирмой, Китаем, Камбоджой, но, что еще важнее, с Таиландом, а также Северным и Южным Вьетнамом. Все время, на протяжении 1950-х годов в стране шла вооруженная борьба между слабым монархическим режимом и крепнущим коммунистическим народным фронтом Патет Лао (Патриотический фронт Лаоса), связанным с Северным Вьетнамом. В годы президентства Эйзенхауэра ЦРУ неоднократно предпринимало попытки ослабить позиции Патет Лао и время от времени оказывало правительственным войскам военную помощь. Нестабильность в Лаосе продолжала нарастать и тогда, когда Кеннеди пришел к власти [272].

На пресс-конференции 23 марта 1961 года Кеннеди много времени уделил «самой неотложной из проблем, с которой мы столкнулись, придя к власти». Патет Лао «пользуется все возрастающей поддержкой и руководством из-за рубежа. Приходится с сожалением констатировать, что советские самолеты участвовали в крупномасштабных воздушных перевозках грузов в район боевых действий… вместе с внушительной группой военных специалистов, в основном из коммунистического Северного Вьетнама».

Кеннеди не был настроен воевать в Лаосе. Не объявляя своих намерений, он собирался уменьшить степень участия США в лаосском конфликте. При этом он утверждал: «Мы безоговорочно и решительно поддерживаем идею создания нейтрального и независимого Лаоса, не связанного политическими обязательствами ни с одним государством или группой государств, никому не угрожающего и свободного от иностранного господства» [273].

То, что Кеннеди хотел нейтрального статуса для страны, находящейся под угрозой коммунизма, приводило в ярость тех его многочисленных соотечественников, которые верили в необходимость жесткого военного противодействия коммунизму во всех точках земного шара. В редакционной статье журнала Time позиция Кеннеди трактовалась как «признание того, что поддерживаемый Америкой Лаос вот-вот будет втянут в коммунистический лагерь» [274]. Но президент не желал быть втянутым в войну, и чем больше он узнавал о происходящем в Лаосе, тем более крепла его уверенность в собственной правоте. Он провел консультации с пятью американскими генералами, услышал пять разных точек зрения, в разочаровании «развел руками и вышел из комнаты». [275] Кеннеди вспомнил совет Шарля де Голля, который, ссылаясь на печальный опыт Франции в Индокитае после 1945 года, предупреждал его, что «решившись на вооруженное вмешательство в этом регионе, оказываешься втянутым в бесконечный военный конфликт» [276]. В Вене Кеннеди и Хрущев пришли к единому мнению, что «Лаос не имеет стратегического значения». Вернувшись в Вашингтон, Кеннеди поделился с помощниками своими соображениями: «Если нам придется воевать в Юго-Восточной Азии, давайте воевать во Вьетнаме» [277].

В любом случае Кеннеди не мог себе позволить потерпеть еще одно публичное поражение: просто «уйти из Лаоса» он не мог. Вместо этого он выбрал, как позже писал Тед Соренсен, политику «смеси блефа с истинными намерениями… в пропорции, которую он вообще никому не раскрывал» [278]. Он принял решение не посылать войска в Лаос, но разместил американских солдат вдоль границы между Таиландом и Лаосом в надежде, что их присутствие напугает Патет Лао.

Одновременно Кеннеди направил в Москву ветерана дипломатической службы Аверелла Гарримана с заданием добиться гарантий невмешательства Северного Вьетнама в лаосский конфликт. Казалось, что блеф сработал. В середине июня, почти сразу же после встречи в Вене, правительство Лаоса и Патет Лао решили сесть за стол переговоров. «Из Лаоса пришли хорошие новости», — с гордостью сообщал Хрущев Кеннеди. «Без сомнения, это может стать поворотным моментом не только в жизни народа Лаоса, но и в процессе укрепления мира в Юго-Восточной Азии» [279]. Через год, на конференции в Женеве, перемирие переросло в «Декларацию нейтралитета Лаоса» [280].

В конечном итоге, однако, ни перемирие, ни Декларация не стабилизировали ситуацию в Лаосе. Осенью 1962 года шаткая коалиция правительства и Патет Лао развалилась. Лаос так и остался для Кеннеди проблемой, которую он тщетно пытался решить с помощью секретных операций ЦРУ, а также дипломатических усилий в Москве и Вашингтоне, одновременно декларируя, хотя бы на словах, готовность в случае необходимости прибегнуть к военным действиям. Только стратегическая маловажность Лаоса и слабость обеих сторон в этой гражданской войне не позволили Лаосу стать активным союзником своих коммунистических соседей [281].

1961 год не был удачным для Кеннеди. Когда Эли Абель, корреспондент общенациональной телерадиовещательной компании NBC, сказал президенту, что планирует написать книгу о первом годе его пребывания у власти, Кеннеди ответил: «Кто захочет читать книгу о политических провалах?» [282] В то же время он думал о будущем и 30 декабря писал Хрущеву: «Я искренне надеюсь, что наступающий год укрепит основы мира во всем мире и улучшит отношения между нашими странами, от которых так многое зависит». В ответном послании Хрущев отмечал: «Советские люди с оптимизмом смотрят в будущее. Они надеются, что в наступающем новом году наши страны смогут найти пути к достижению более тесного сотрудничества на благо всего человечества» [283].

В ежегодном конкурсе редакция журнала Time выбрала Кеннеди «Человеком года». Несмотря на частые расхождения во взглядах между президентом и журналом, в посвященной ему статье редакция оценила результаты первого года президентства намного выше, чем сам Кеннеди. В статье говорилось, что он «сделал 1961 год самым интересным и увлекательным президентским годом за последнее время… Он всегда умел найти правильный подход к людям… Его популярность остается неизменно высокой… 78 % американцев сказали, что одобряют его действия на посту президента». В конце статьи Кеннеди был назван «наиболее энергичным президентом двадцатого столетия… В первый год президентства Джон Фицджеральд Кеннеди проявил качества, сделавшие его многообещающим лидером… Эти же качества, в случае их дальнейшего развития, смогут сделать его великим президентом» [284]. Кеннеди хорошо понимал, как трудно ему будет оправдать столь большие ожидания.