Сергей Минаков - Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина Страница 25

Родной дядя, небезызвестный другой полковник Б.А Энгельгардт (деятель Временного правительства, а затем деникинского ОСВАГа), так, явно не без субъективизма и резкости в оценке, охарактеризовал его: «Мой племянник. Подлец, червонный валет, родную мать продаст…»393. В этой оценке не все достоверно. В частности, полковник Б.А. Энгельгардт, хотя и происходил из того же рода, но не был ни родным, ни двоюродным дядей подпоручика Б.В. Энгельгардта. Он был его весьма дальним родственником394.

Лейб-гвардии «капитан» Тухачевский

Знакомым с биографией Тухачевского известно, что в Красную армию он вступил в чине подпоручика. Замечу, кстати, что «чиновная карьера» Тухачевского официально-юридически обозначена была лишь двумя «персональными воинскими званиями» – подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка (12 июля 1914 г.) в российской императорской армии и Маршала Советского Союза (19 ноября 1935 г.) – в Красной армии. В промежутке же между 1917-м и 1935-м гг. он занимал высокие военные должности, но не имел персонального воинского звания, в силу отмены таковых в декабре 1917-го и восстановления лишь в сентябре 1935-го.

Впрочем, в справочно-энциклопедических изданиях, отечественных и зарубежных (причем в весьма серьезных), в том числе в «Советской исторической энциклопедии», «Советской военной энциклопедии», «Британской энциклопедии», начиная с 20-х гг. XX в. последний чин Тухачевского в «старой русской армии» указывался по-разному – подпоручик, поручик, штабс-капитан.

Один из участников Гражданской войны в составе белых войск Восточного фронта полковник В.И. Лебедев в своих воспоминаниях называет его «капитан гвардии Тухачевский»395, а в статье британской газеты в июле 1920 г. он назван как «подполковник Тухачевский»396. И. Данилов, генерал старой русской армии, оказавшийся в Красной армии и бежавший из Советской России в марте 1922 г., утверждал, что Тухачевский «в прошлом только штабс-капитан лейб-гвардии Семеновского полка»397. В приказе по гвардии Семеновскому полку от 27 ноября 1917 г. Тухачевский указан «подпоручиком» 398.

Использование в подзаголовке словосочетания «гвардии капитан Тухачевский» обусловлено прежде всего тем, что в апрельском послужном списке Тухачевского 1919 г.399 записано: «12.7.1914 – подпоручик л-г. Семеновского полка…После побега из германского плена представлен для уравнения со сверстниками в капитаны 1917 г. (18.10.1917)»400. Согласно анкете, заполненной самим Тухачевским 4 июля 1919 г.: «… Последняя военная должность и военный чин – В старой армии комроты, представлен в капитаны»401. Таким образом, сам Тухачевский считал себя не подпоручиком, а капитаном л-гв. Семеновского полка, хотя и не утвержденным соответствующим приказом. Прошло ли это представление через утверждение, сказать трудно. Скорее всего, прошло402. Надо полагать, что в штабных кругах Западного фронта, где довелось вращаться в 1920 г. генералу Данилову, не без определенных оснований утверждали, что Тухачевский бывший штабс-капитан л-г. Семеновского полка403. Вероятно, сам Тухачевский в разговорах, так или иначе касавшихся его службы в старой армии, говорил о том, что он имел чин капитана, хотя и не подтвержденный соответствующим приказом. Собеседники делали вывод, что, поскольку он был «представлен в капитаны», то последний официальный его чин в императорской гвардии – «штабс-капитан».

Процесс производства офицера в следующий чин – от его представления, сделанного командиром полка, до приказа по полку на основании приказа по армии и флоту – занимал достаточно долгое время. До Февральской революции 1917 г. от представления в следующий чин до приказа по армии и флоту проходило порой 6–7 месяцев, а от приказа по армии и флоту до полкового приказа – около двух недель404. В октябре-ноябре 1917 г. производство офицеров в следующий чин приобрело массовый характер. От представления до полкового приказа оно, как правило, проходило быстрее: от представления до приказа по армии и флоту проходило 20–30 дней, а соответствующий приказ по полку следовал спустя 15–20 дней405.

Как правило, утверждение Ставкой Верховного Главнокомандования такого рода представлений к производству в следующий чин, особенно для героев, бежавших из плена, к тому же для кадровых гвардейских офицеров, было формальной процедурой, особенно в условиях революции. Поэтому представленного к чину капитана 18 октября 1917 г. Тухачевского приказом Верховного главнокомандования должны были утвердить в самом конце ноября 1917 г. Однако после «советизации» Ставки Верховного Главнокомандования и организации Революционного Полевого штаба при Ставке 27 ноября (10 декабря) 1917 г. производство в офицерские чины было прекращено, а сама система воинских чинов была упразднена. Декабрьским приказом по гвардии Семеновскому полку «во исполнение приказа Военно-революционного комитета при Ставке предписывается завтра утром 2-го декабря всем солдатам и офицерам снять погоны»406. Таким образом, можно считать, что фактически производство Тухачевского в чин капитана состоялось, хотя формально сам процесс производства, будучи прерванным, не был завершен. Вот почему сам Тухачевский вынужден был называть себя с оговоркой – «представленным в капитаны».

Для него это обстоятельство было важно. На это указывает тот факт, что в анкетных сведениях он всегда указывал не только свой чин подпоручика, но свое представление в капитаны. Очевидно, он позиционировал себя в этом чине в годы Гражданской войны, даже в чине подполковника, который соответствовал чину капитана гвардии (согласно Табели о рангах): при переходе гвардейского капитана в армейский полк, он автоматически становился подполковником. Эта мелочь, несомненно, дополняет штрих к характеристике личности Тухачевского: чин капитана гвардии или армейского подполковника был более «солидным», «внушительным» для характеристики репутации военного специалиста, чем чин подпоручика.

«НЕ НАПОЛЕОН ЛИ?»

Aussi, meme quand je ne serai plus,je demeurerai encore pour les peoplesl’etoile de leurs droits, mon nom serale cri de guerre de leurs efforts,la devise de leurs esperances.Napoleon407

«Свобода, Равенство и Братство», начертанное на скрижалях Просвещения, размноженное соблазнительным призывом на знаменах Великой Французской революции, обернулось равенством обезглавленных на гильотине, их братством в общей могиле и свободой погибать на полях кровопролитных сражений беспрерывных наполеоновских войн.

Великая Французская революция воплотилась в Наполеоне – символе Европы, «обезбоженной» Просвященным Разумом, выродившимся в революционный произвол, заливший мир кровавым потоком войн, хлынувшим с революционной гильотины, в котором пятнадцать лет захлебывались Европа.

«XIX век выбрал кумиром Наполеона, – заметил А Мальро, – и все пошло своим чередом». «Наполеон I, без сомнения, самая яркая фигура XIX столетия», – почти в унисон с Бальзаком и Мальро считал великий русский художник В.В. Верещагин408, создавший целую серию картин, посвященных Отечественной войне 1812 г.

Пораженный явлением Наполеона еще подростком, Пушкин не смог освободиться от этого впечатления и в более зрелые годы:

Один предмет в твоей пустынеМою бы душу поразил.Одна скала, гробница славы…Там погружались в хладный сонВоспоминанья величавы:Там угасал Наполеон.Там он почил среди мучений.И вслед за ним, как бури шум,Другой от нас умчался гений,Другой властитель наших дум…409.

И спустя годы по-прежнему Наполеон для Пушкина оставался «властителем… дум». В 1830 г. в последнем своем стихотворении, посвященном Наполеону, Пушкин задавался вопросом:

На троне, на кровавом поле,Меж граждан на чреде инойИз сих избранных кто всех болеТвоею властвует душой?Все он, все он – пришлец сей бранный,Пред кем смирилися цари,Сей ратник, вольностью венчанный,Исчезнувший, как тень зари.

Однако, как это ни покажется странным, даже, быть может, в чем-то и парадоксальным, но первым «бонапартистом» в России был великий русский полководец А.В. Суворов. Единственным, но чрезвычайно красноречивым, достоверным свидетельством отношения Суворова к генералу Бонапарту, является его письмо, целиком посвященное молодому революционному генералу.

«О, как шагает этот юный Бонапарт! – писал Суворов 25 октября 1796 г. своему племяннику А.И. Горчакову. – Он герой, он чудо-богатырь410, он колдун! Он побеждает и природу, и людей; он обошел Альпы, как будто их и не было вовсе; он спрятал в карман грозные их вершины, а войско свое затаил в правом рукаве своего мундира. Казалось, что неприятель тогда только замечал его солдат, когда он их устремлял, словно Юпитер, свою молнию, сея повсюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пиемонтцев. О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска – более не надобно. Супротивники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным; а у него военный совет в голове. В действиях свободен он, как воздух, которым дышит; он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей!»411