Марина Чапман - Девочка без имени. 5 лет моей жизни в джунглях среди обезьян Страница 25

Я сопротивлялась с силой, которую в себе даже не подозревала, но это было бесполезно. Женщины с остервенением терли и мыли меня, несмотря на мои вопли. Эта брутальная гигиеническая процедура отличалась от нежных прикосновений обезьян, как небо и земля. Впервые в жизни мое собственное тело мне не принадлежало, меня поработили и могли делать со мной все, что заблагорассудится. Я больно переживала потерю контроля над своими действиями и своей жизнью.

К тому времени чистая вода в ушате превратилась в темно-коричневую, в которой я уже не могла рассмотреть свои руки и ноги. Женщины о чем-то поговорили, вынули меня из ушата, поставили на пол и вынесли ушат с грязной водой.

Судя по всему, пока меня никто не собирался варить и есть, но если я считала, что мои страдания закончились, я глубоко ошибалась. Пустой ушат снова внесли в комнату и принялись наполнять чистой водой. Видимо, они планировали снова меня в него засунуть. На этот раз я сопротивлялась еще более ожесточенно. Я извивалась всем телом, визжала и вырывалась, поэтому женщины решили не окунать меня второй раз в ушат, а поставили на жесткий коврик. Они взяли полотенца, предварительно обмакнув их в воду, и принялись меня тереть, словно пытаясь содрать всю кожу. Вероятно, они уже устали, и тот способ мытья, который они выбрали, был для них самым безопасным и легким.

Наконец я стала такой чистой, какой не была уже несколько лет, и полностью выбилась из сил. Голос сел, кричать я уже не могла и только хныкала. Женщины перешли к следующей части программы – одеванию. Одежду для меня выбрали не такую, какую я видела у индейцев в деревне, и не ту, в которую были одеты сами мучительницы: юбки и яркие топы.

На меня напялили старую майку с длинными рукавами, в которую можно было запихнуть трех девочек моего роста. Ноги всунули в огромные коричневые штаны, от которых у меня моментально начали чесаться ноги и которые к тому же ужасно пахли. Эти безразмерные штаны, понятное дело, не держались на талии и постоянно сваливались, поэтому принесли белый ремень.

Я чувствовала себя ужасно. Мне было жарко, и ткань одежды непривычно сковывала движения. Однако на этом моя экзекуция не закончилась. Женщины пытались надеть на меня шлепанцы с верхом, изготовленным из каких-то разноцветных шнуров или ремешков. С грехом пополам на меня надели эти сандалии, но при первом же шаге они так громко хлопнули по моим пяткам, что я испугалась и встала как вкопанная. Я наотрез отказалась носить шлепанцы, сбросила их с ног, и женщины, к счастью, не стали настаивать.

Но самое страшное было впереди. Они решили заняться моими волосами. Меня они тоже иногда доводили до белого каления, особенно когда кожа под ними начинала чесаться, но волосы были частью меня, моей защитой. Когда одна из женщин взяла в руки железный предмет, который, как я позже узнала, называется «ножницы», я сперва не поняла, что меня ждет. Может, это было и к лучшему, иначе меня бы не удержали и двадцать индейских вождей. Но прежде чем я догадалась, зачем нужен инструмент с челюстями, как и каймана, послышался режущий звук и все мои волосы упали к моим ногам.

Я потрогала голову и ощутила, что от волос осталась короткая щетина. Голова стала на удивление легкой и, казалось, сидела на плечах по-другому. Без накидки из волос я чувствовала себя голой и незащищенной.

Потом я внимательно осмотрела свою кожу и удивилась, какая она светлая и гладкая. Словно я была деревом, с которого сняли кору, обнажив нежную и влажную сердцевину.

Все следы, которые оставили на мне джунгли, исчезли вместе с грязной, выплеснутой из ушата водой и моими отрезанными волосами. Начиналась новая глава моей жизни.

XVII

Мне все еще не дали ни пить, ни есть. Вместо еды в рот засунули небольшую палочку со щетиной на конце. К тому времени я так устала, что практически не реагировала. Две женщины меня держали, а третья выдавила на щетину из тюбика какую-то белую массу и начала энергично скрести мне зубы. Меня удивил запах и вкус этой пасты, потому что он не был похож на то, что я пробовала в джунглях. Мало того, паста превратилась у меня во рту в пену. Из всех надругательств, которые мне пришлось пережить в тот день, это было, пожалуй, самым терпимым. Вкус пасты мне даже понравился.

Когда женщины закончили тереть мои зубы щеткой, они жестами показали, что я должна сплюнуть в раковину и дали мне воды, чтобы прополоскать рот. После этого они оставили меня в покое. Мне вытерли рот, и одна из женщин отвела меня за руку на осмотр к Анне-Кармен. Я вернулась в ту комнату, где видела хлеб и фрукты, и очень надеялась, что мне разрешат поесть. Однако еды на прежнем месте уже не было. Никого не волновало, что я ужасно голодна.

Анна-Кармен осмотрела меня. На ее лице было брезгливое выражение. Она схватила меня за руку и, пыхтя и отдуваясь, потащила в другую комнату, где я увидела больше вещей, знакомых мне по деревне индейцев. Это были разные принадлежности для приготовления пищи.

Однако и тут Анна-Кармен не дала мне никакой еды. Вместо этого она показала на лежащий на полу половичок и слегка меня к нему подтолкнула. Этим жестом она, судя по всему, предлагала мне на него улечься, что я и сделала. День подошел к концу.

В ту ночь у меня возникала мысль о побеге. Мне очень не нравилось находиться в закрытом пространстве (я терпела только те закрытые пространства, которые сама выбрала). Однако я прекрасно понимала, что побег невозможен. Прежде всего я никак не могла разобраться с дверными ручками. Бог ты мой, да как они устроены? Я не представляла, что надо делать, чтобы этими ручками управлять. Я умела хорошо лазать, но в помещении, где было маленькое окно с решеткой, мне это умение не помогало.

Однако главная причина, по которой я не совершила побега, была проста – я очень боялась. Я находилась в убежище – зачем мне уходить куда-то? На улице было слишком опасно, и я была уверена, что меня собьют машины.

В мою первую ночь в городе я почти не спала. Как несколько лет назад я ничего не понимала в джунглях, так и тут я чувствовала, что ничего не понимаю вне джунглей. В отличие от моей мягкой лежанки в стволе дерева, пол в доме был твердым, как камень. Я не понимала, как люди могут спать в таких нечеловеческих условиях. Как можно спокойно заснуть без теплой обезьяны под боком и не в уютной расщелине-дупле?

В доме так и не стало по-настоящему темно. Луна на небе пробивалась сквозь листву, и, даже закрыв глаза, я никуда не могла деться от искусственного света, который так любили люди. У людей было ужасно шумно. Звуки были незнакомыми и пугающими. Я привыкла к звуку ночных джунглей, и ночами меня будили разве что проходившие рядом хищники, после чего я снова засыпала, чувствуя себя в полной безопасности. Здесь, у людей, свет и шум мешали мне уснуть.