Нина Шацкая - Биография любви. Леонид Филатов Страница 25

Помни нашу клятву! В тот миг, когда с тобой будет происходить что-то неладное, я, пусть даже находясь далеко от тебя, непременно буду это чувствовать!..

Не забудь, что 13-го и 18-го мы будем сообщаться друг с другом телепатией (с 11.00 до 15–00). Или, может быть, ты уже забыла о нашем уговоре? Не смей забывать про меня! Я понимаю, море, пляж, погода, но я при всем этом обязан быть! Мне сейчас ужасно плохо. Поэтому столько восклицательных знаков. Не обращай внимания на мою экзальтацию. Просто ужасно, что еще так много дней до встречи. Целую тебя нежно. Н. З. (шифр)

P. S. Я тебя люблю…»

«Нинча, родненькая!

Вот и я уезжаю из Москвы. Уезжаю буквально через два часа. Прости, что корябаю ученическими перьями — это потому что все время пишу из нашего почтового отделения, а здесь только такие перья и такая бумага.

Любимый мой, что же это происходит?.. Почему ты уехала от меня, почему оставила? Такая тоска — спрятаться негде! Может, поездка меня немножко спасет. Сожмет, сократит время. Всего три дня, как ты уехала, а кажется, что тебя нет уже месяц. Вот, а теперь даже на твои темные окна не смогу посмотреть. Уезжаю. Помни про 13-е и 18-е.

Жду тебя, малыш! Тоскую, как собака. Если удастся и захочешь, возвращайся хотя бы 22-го или 23-го.

До встречи.

Целую тебя нежно-пренежно. Н. З.

P. S. Не выпускай меня из памяти. Даже на секунду».

«Нинча моя, здравствуй!

Пишу наудачу — не знаю, может быть, ты никуда не уехала и находишься в Москве. У меня продолжается цепь неудач — нет авиабилетов. Но начальство местное обещает, правда, помочь. Устал, как пес. Отдых не в

отдых. К тому же никак не могу освободиться от всяких дурных предчувствий, но это все ерунда. Надеюсь, что все обойдется, пройдет же он когда-нибудь этот проклятый год!

Как тебе отдыхается, как малыш! Надеюсь, 25-го ты будешь в Москве, и я в конце месяца смогу тебе дозвониться. Экстрановостей никаких. Думаю, у тебя их больше. Очень скучаю, очень хочу тебя видеть. Целую тебя нежно.

До звонка, а потом до встречи. Артур».

«Роднулечка моя, здравствуй!

Кажется, уже тысяча лет прошло, как ты уехала. Всю эту неделю вынужден вставать в 6.00 утра, а приезжаю в 2З.00 (это уже, как ты понимаешь, вечера). То вдруг безделье, то вздохнуть некогда. Помимо всего прочего, царапаю свой опус. С ужасом думаю о конце отпуска.

Маленький, скорее приезжай!.. Я очень надеюсь, что у тебя там не происходит ничего такого, после чего тебе трудно было бы взглянуть мне в глаза?.. Я очень тебе верю!..

У Вас, как я слышал по телику, дожди и дожди.

Значит, весь отдых комом. Если действительно купаться и загорать нельзя, возвращайся лучше домой. И я на следующей неделе уже окончательно освобождаюсь.

Малыша, без тебя тоскливо, особенно в моем положении. Если бы я тоже отдыхал, это было бы еще куда ни шло. А так все время такое ощущение, что я отбываю бесконечную повинность. Но я все-таки надеюсь дней через 10–12 тебя увидеть.

Сообщи, пожалуйста, когда ты точно намерена приехать. Ведь ты уже должна дня через 2–3 заказывать авиабилет. Будет просто ужасно, если ты не приедешь, когда обещала!.. Боюсь, пропустишь билетные сроки и не сумеешь прилететь вовремя. Ты уж, пожалуйста, побеспокойся о билете заранее, ладно?.. А то мне тут в голову будут лезть всякие мысли…

А телеграмму с вызовом на студию я тебе вышлю завтра или послезавтра.

Нежно-нежно тебя целую, мой хороший!.. До встречи!..»

Глава 6 Дневники (1980–1982 гг.)

Родненький, как долго ты ко мне идешь…

Первые числа июля

(по-моему, это слезы в подушку).

Для меня существует одна истина, от которой я долгое время бежала. Истина в том, что я не жизненная необходимость для тебя, а поняв это, все сразу теряет смысл.

Любимый не хочет понять, — не в силах, — по причине душевной нечуткости, что мне больно просто видеть их двоих. Ты хоть раз попробовал прочувствовать ту смертельную боль, обиду, что творится в душе у твоего — якобы любимого человека?

………………………………………………………………

………………………………………………………………

Другая — «икона, на которую молятся». И она — одна. Утром, днем, вечером — одна. Заболела — опять одна: любимого нет рядом. Была больница — любимый — в семье и не знает, как плохо его «родному человеку». И надо быть чудовищем, чтобы оговориться: «А что я мог сделать — выгнать ее?»

………………………………………………………………

………………………………………………………………

А сейчас после твоего «доброго» совета я остаюсь одна, опустошенная, но отрезвленная, — даже нет боли… а 8 лет жалко.

Я не смогу остаться, потому что все теряет смысл и окрашивается пошлостью.

За меня нужно бороться, родненький.

С 19 по 25 июля мы с Лёней в Киеве на озвучивании к/ф «Женщины шутят всерьез». Я озвучивала героиню, в которую влюблен герой — Лёня. Гостиница киностудии А. П. Довженко. Комната 40З. Жили в моем номере — пять восхитительных дней. Проба на семейную жизнь. Лёня обласкивает меня, как в наши первые дни. Счастливые глаза.

25 июля Шакуров принес страшное известие о смерти Володи Высоцкого. Шок Вакуумная пустота внутри. Слезы появились только в Москве, когда увидела…

(Вырваны страницы.)

Если Л. мне предназначен, он будет бороться за меня. Если моя Судьба не толкнет его на это, значит, он не мой.

Письмо мне в Щелыково, где я отдыхала (года не помню, может быть 1981).

«Родненький мой, здравствуй!

Прошло уже 10 дней, как ты уехала. Вроде бы я работаю, и суечусь, и есть, что делать, но привычка ощущать тебя где-то рядом так во мне укоренилась, что постоянно испытываю раздражение на мною же выдуманный график. Часто бывает тоскливо. Одно утешение — что ты, может быть, все-таки нормально отдохнешь, год был и для тебя тяжелый.

Как ты там себя ведешь? Спрашиваю чисто риторически, потому что верю — вполне достойно. Был в Киеве, Ленинграде, теперь временно опять в Москве. Сегодня должно выясниться, когда опять ехать в Ленинград. Думаю, что дня через три. Устал хуже собаки, но вот закончу последнюю работу — хоть 10–12 дней отдохну.