Максим Чертанов - Эйнштейн Страница 25

19 декабря он написал еще одну статью о броуновском движении; она вышла в «Анналах» 8 февраля 1906 года. В середине января 1906-го получил докторскую степень, а в апреле в патентном бюро его повысили до эксперта второго класса с окладом 4500 франков в год. (Акимов: «Когда Эйнштейн получил третий разряд, он в характерной для него нахальной манере вскоре подал заявку на второй…») «Страшилки» сообщают, что, обокрав Милеву, он прославился. Но на самом деле его статей попросту не заметили. Майя вспоминала, что он был этим очень удручен: лучше бы ругали. Вообще все было как-то скучно: Соловин и Габихт уехали из Берна, «Академия» закрылась; в мае Эйнштейн писал Соловину: «С тех пор как вы все уехали, я больше ни с кем не общаюсь. Даже обычные по возвращении домой беседы с Бессо прекратились… Дома все хорошо. Сын уже стал довольно рослым и бойким. Но я не добился крупных научных результатов — скоро, видно, наступит тот застойный и бесплодный возраст, когда сокрушаются по поводу революционного образа мыслей у молодых…»

И вдруг пришло письмо от Планка — хвалил статьи и просил уточнений. «Предвещаются после Вашей работы такие научные битвы, сравниться с которыми смогут лишь те, что велись когда-то за коперниковское мировоззрение…» Спросил, кто такой, где работает; узнав, ужаснулся, написал завкафедрой теоретической физики Бернского университета Грунеру о «гениальном юноше, одном из величайших физиков нашего времени»; Грунер попросил Эйнштейна представить в университет какую-нибудь работу, тот дал статью о СТО; Грунер не впечатлился, другие университетские физики тоже. В приеме на работу отказали.

Великие люди замечали — на то они и великие. В Гёттингене Герман Минковский, чьими лекциями по математике Эйнштейн пренебрегал, раздал своим ассистентам его статью и обещал, что сам попробует ее развить. Он сказал в 1908 году на лекции в Кёльне: «Отныне пространство само по себе и время само по себе уходят в мир теней, и сохраняет реальность лишь их своеобразный союз… абсолютная справедливость мирового постулата есть настоящее ядро электромагнитной картины мира. Открытая Лоренцем и развитая Эйнштейном, она предстала перед нами во всем своем блеске». И придумал так называемый четырехмерный мир пространства — времени Минковского (пустой и плоский), нужный для того, чтобы решать задачи о явлениях, происходящих с субсветовой скоростью, с помощью теории относительности.

Планк подбивал своих многочисленных учеников пропагандировать СТО, сам делал доклад о ней на коллоквиуме в Берлине и включил ее в свой курс лекций. Его ассистент Макс фон Лауэ поехал посмотреть на Эйнштейна, вспоминал, как, идя по коридору в бюро патентов, увидал какого-то лохматого парня и спросил, где «доктор Эйнштейн». «Он выглядел почти мальчиком и смеялся таким громким смехом, какого мне не довелось никогда раньше слыхивать!» Но широкая научная общественность реагировала вяло, и никто ни на какую профессорскую работу Эйнштейна не звал. Он взял подработку: реферировал чужие статьи для немецкого журнала «Приложение к „Анналам физики“». На досуге мастерил (сами эксперты патентовать не имели права, а ему хотелось изобретать): с коллегой Ф. Блау сделал антенну, ловившую сигналы передатчика с Эйфелевой башни.

12 июля 1906 года очередной процесс признал Дрейфуса невиновным; он был восстановлен в армии и награжден орденом Почетного легиона. А Эйнштейн писал в это время новую работу, отправил ее в «Анналы» 9 ноября, тема: теплоемкость. «Ах, избавьте нас хотя бы от этого, одно дело теория относительности, там время с ума сходит, или кванты, когда свет рвется на части, а тут что-то совсем занудное»… Но в науке все со всем связано, и эта самая теплоемкость к кусочкам света имеет отношение. Теплоемкость — это количество теплоты, которое нужно дать телу, чтобы нагреть его на один градус. (При остывании на один градус тело отдает столько же тепла.) Замечали, что почему-то при понижении температуры близ абсолютного нуля теплоемкость тел стремится к нулю — то есть чем холоднее, тем легче нагреть тело, тем меньше надо ему дать тепла. Эйнштейн объяснил: не только свет, но и твердые тела состоят из квантов, и потому ниже определенной температуры их энергия меняется не постепенно, а рывками. А больше нам знать необязательно; важно, что он утверждал: кванты (в которые так никто еще и не верил) — всюду!

…И еще он сделал канатную дорогу из спичечных коробков. Ганс Эйнштейн: «Тогда это была одна из лучших моих игрушек, и она работала».

Глава четвертая

СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ

1907 год: Планк и Минковский — вот и все гиганты, поверившие в новую теорию; ее автор сидит в патентном бюро, публикует к СТО разъяснения и уточнения (11 текстов за год). 14 мая послал в «Анналы» работу «Об инерции энергии, требуемой принципом относительности», где уже есть формула Е=тс2 (в оригинале K=μV2) и говорится, что не только энергия обладает массой, но и любая масса — скрытой энергией. Но тогда никому в голову не приходило, для чего это можно использовать.

После 1905 года, так называемого «года чудес», он устал. По воспоминаниям Иоффе, приехавшего поговорить о квантах и не заставшего хозяина дома, Милева «сообщила с его слов, что он только чиновник патентного ведомства и о науке думать серьезно не может…». Правил чужие рефераты, делал для сына игрушечных лошадей, музицировал в составе квинтета из местных жителей. Тихая жизнь, почти как у Спинозы, только у того семьи не было. Как Спиноза, философствовал; завел дискуссию с физиком и философом из Вены Филиппом Франком (1884–1966), который потом напишет его биографию. Спорили о причинности: все ли в мире имеет конкретную причину; Эйнштейн считал, что да, Франк сомневался.

Но Эйнштейн той поры совсем не хотел быть Спинозой. Он был честолюбив и желал заниматься наукой профессионально; 17 июня он обратился в Бернский университет с просьбой дать ему должность приват-доцента. Почему-то не выполнил одно из требований — представить еще не опубликованную работу (возможно, просто не смог — выдохся); в августе съездил с женой и сыном отдохнуть в кантон Ленке, а в октябре узнал, что ему опять отказали. Отчаявшись, он стал искать место учителя математики: видно, патентное бюро его совсем «достало». Всерьез решил заняться изобретательством: с Конрадом Габихтом и его братом Паулем построили «электрометр», прибор для измерения малых количеств электричества, и позже, когда Эйнштейн уже не служил в бюро, запатентовали его, а Габихты стали его производить. Это изобретение «страшилки» приписывают Милеве без единого доказательства: оно не упоминается в переписке Милевы с Савич, а в переписке Эйнштейна с Габихтами по поводу прибора нет упоминаний о Милеве.