Василий Соколов - Избавление Страница 25

- Мой фюрер! - набравшись смелости, выдохнул фон Крамер и начал докладывать, что прибыл с южного крыла, которое, к счастью, пока держится, но вот-вот может отпасть. Гитлер прервал его:

- Южное крыло будет держаться до тех пор, пока есть на то мой приказ.

Крамер почувствовал, что попал впросак, но скоро нашелся и продолжал:

- Войска, мой фюрер, держатся: храбрые немецкие солдаты сражаются и создают себе памятник... Но я должен сказать откровенно, если на то будет ваша воля!

- Говорите.

- Дальнейшее их сопротивление, их жертвы... - он хотел сказать "напрасны", но, вспомнив, что фюрера нельзя расстраивать, запнулся. За него договорил Гитлер, он заметил слегка повышенным тоном:

- Напрасны? Нет и еще раз нет! Фельдмаршал Манштейн, этот бумажный стратег, бомбит меня телеграммами, в которых уповает на "стратегию топтания", лишенную смысла... Ничто напрасно не делается в рейхе, все имеет цель и борется за жизненное пространство. Недавний пример. Своим упорством 6-я армия спасла не только собственную солдатскую честь, но и честь нации, великой Германии. Это превыше всего! - Перестав говорить, Гитлер закачал головой сверху вниз, не глядя на офицера.

- Мой фюрер, я понимаю... Разрешите доложить о Манштейне, о его пагубном настроении...

Гитлер приподнял руку, и она, опускаясь на край стола, упала непослушно вяло - плетью. В этом жесте Крамер уловил неопределенность, вроде бы запрет говорить, и выжидательно молчал.

В кабинет пожаловали приближенные Гитлера.

Начинался обычный каждодневный обзор военных действий. Заведено было, что на совещании докладывал кто-либо из советников, но Гитлер на этот раз предоставил слово офицеру особых поручений Эриху фон Крамеру, предварив его выступление словами:

- Послушаем боевого офицера, который прибыл с Восточного фронта. Он расскажет нам о стоических усилиях солдат и намерениях одного фельдмаршала покинуть позиции...

Присутствующие недоуменно переглянулись. Никто не понял, да и мысли такой не возникало, почему Гитлер сделал это вступление, и только один Эрих фон Крамер угадывал истинные намерения фюрера, и, конечно, ему, Гитлеру, вовсе не следует ни в чем перечить, надо угождать... Только угождать.

- Со времени Сталинграда, - заговорил Эрих фон Крамер, - обстановка сложилась таким образом: войска в крепости Сталинград держались до конца, приносили себя в жертву, слали благодарение богу за то, что... - На этой фразе он сделал паузу, волнуясь, - за то, что фюрер дал приказ стоять насмерть, и они сражались, умирая от холода, голода, русских пуль и снарядов, приковывая к себе огромное количество большевистских войск. Если бы дан был приказ на прорыв и отход, немецкий фронт на юге развалился бы... - Говоря, Крамер не сводил глаз с фюрера.

Гитлер сидел, отвалясь на спинку кресла и положив руки на колени. Этой независимой позой он как бы подчеркивал: вот, мол, слушайте фронтового человека, который утверждает правильность действий, совершавшихся по воле фюрера.

А фон Крамер продолжал освоенно и заученно:

- После Сталинграда группа армий, по моим наблюдениям, совершает бессмысленные отходы, теряет позиции. В штаб-квартире группы живут настроением поражения. Под видом эластичного выпрямления линии фронта фельдмаршал Манштейн спит и видит, когда окажется за Днепром, намерен сдать Донбасс, чтобы потом...

- Манштейн зарывается, - неожиданно проговорил Гитлер, устало выпрямляясь. - Без Донбасса, без угля война для Германии теряет смысл.

Гитлер встал, обвел колючим взглядом собравшихся и разразился речью. Он заговорил о давнем, не раз спасавшем положение принципе: немецкий солдат стоит там, куда привела его военная судьба. Этот принцип, возведенный им в закон ведения войны на Восточном фронте, выдержал испытание в сражениях под Москвой. Железной волей не потребуй он, фюрер, от войск удерживать каждый рубеж, каждую позицию, послушайся незадачливых генералов и фельдмаршалов ради эластичного сокращения обороны совершить отход, так немецкую армию наверняка постигла бы участь французских войск в 1812 году, полный разгром и бегство по зимним дорогам и бездорожью Смоленского тракта. Уроки этого бегства армии Наполеона Гитлер воспринимал как собственные уроки. Правда, принцип удержания позиций, запрет на прорыв на Дону, дал жестокую осечку. Упорствуя и запрещая отвод, он, в сущности, отдал в жертву целую армию. Но знал Гитлер и другое: стоило дать приказ на отход с Волги, на прорыв изнутри кольца блокады - весь Южный фронт мог бы рухнуть.

- Что для нас важнее: пожертвовать одной армией или спасти эту армию ради того, чтобы развалить весь фронт? - спросил Гитлер. - Надо быть пустоголовым, чтобы мыслить иначе. Раньше Манштейн требовал отвода 6-й армии, теперь требует отводить целую группу армий. Это логика пораженческая. Манштейн утрачивает приобретенные победы. Пусть внушит ему вот этот сидящий перед нами... - Гитлер указал пальцем на Крамера и запнулся, не зная его фамилии.

- Полковник фон Крамер, - подсказал Шмундт.

- Генерал фон Крамер, - сказал Гитлер, - мыслит глубже, чем иные высшие чины.

Эрих фон Крамер стал пунцовым, от волнения захлестнуло дыхание: "Не ослышался ли?"

И когда доклад завершился, он счел уместным (в конце концов, давал же клятву павшим!) передать шкатулку.

- Мой фюрер, - пресекающимся голосом заговорил Эрих фон Крамер. Когда я бывал в Сталинграде, мне приходилось видеть землю, политую солдатской кровью. И мне насыпали эту землю в шкатулку, велели передать лично вам.

Гитлер болезненно поморщился, потом, словно опамятовшись, скосил взгляд на Геринга, устало заулыбался одними глазами.

- Это касается представителя средневекового Ренессанса!

Реплику эту фюрер подал неспроста. После того как обещания Геринга обеспечить снабжением по воздуху блокированную армию остались обещаниями, отношения между ним и Гитлером стали натянутыми, если не холодными. И Гитлер старался об этом упоминать Всякий раз, он и сейчас поддел:

- Возьми, Геринг, на память, у тебя во дворце найдется место и для шкатулки.

- Нет уж, упаси бог, - взмолился Геринг, прижимая пухлую руку к увешанной регалиями груди. - Не по адресу. Роскошь, представляющую ценность, охотно беру. А всякие реликвии о павших и погибших не собираю.

- Хорошо, архитектору Шпееру передадим на хранение в пантеон, - решил Гитлер и обратился к вездесущему Борману: - Кстати, как у него с проектом перестройки Берлина?

- Идет полным ходом, - похвалился Борман. - Как вам известно, к 1950 году намечено завершить грандиозную перестройку, и это будет город властелин мира. На куполе здания высотой в двести девяносто метров, как вы и пожелали, мой фюрер, будет помещен германский орел, держащий в когтях земной шар. Для здания подбирается редких цветов гранит и в том числе закупается в Швеции.