Дитрих фон Хольтиц - Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945 Страница 25

Саперы немедленно получили приказ сделать деревянные настилы для надувных лодок. Была намечена отправная точка на острове, место сбора штурмовых лодок, а их командиры получили четкие инструкции. Весь полк, от «стариков» до новобранцев, был охвачен огромным энтузиазмом от мысли, что ему предстоит крупное дело. Все делалось сознательно и динамично. Предприятие такого рода требует общих усилий, в которые каждый должен внести свою лепту, если желает, чтобы оно увенчалось успехом. Все старались от души.

И здесь тщательная подготовка составляла две трети успеха. Вечером накануне командиры подразделений лично отправились на остров и произвели рекогносцировку путей, по которым назавтра должны были пройти их батальоны. Все солдаты полка, а это около двух тысяч человек, с радостью готовились к предстоящему приключению. Конечно, не все они были героями, но все были убеждены, что не могут бросить товарищей, и твердо знали, что и их самих товарищи тоже не бросят. В ходе продолжавшегося много часов совещания, собравшего артиллеристов, саперов, понтонеров, дежурных офицеров разведки, всем им указали, кто с кем должен взаимодействовать, от командира части до унтер-офицеров; были терпеливо даны ответы на все вопросы, рассмотрены все пожелания. Особо точно о наших планах должна была быть проинформирована артиллерия, которой при форсировании полком реки надлежало ослепить наблюдателей противника дымовой завесой и затем, по возможности, парализовать сопротивление вражеской пехоты. За час до наступления темноты все было готово к переброске батальонов на остров. Мы считали, что сделали все, что было в человеческих силах, чтобы облегчить задачу пехотинцев, которые должны были максимально быстро выйти к цели и овладеть ею.

На рассвете 30 августа, в назначенный час, артиллерия открыла заградительный огонь, в ту же минуту авиация произвела бомбометание. Очень скоро Каховку заволокло дымом и туманом. Штурмовые лодки отвалили от нашего берега и благополучно дошли до намеченного места. Первая рота высадилась на противоположный берег и начала карабкаться вверх. Под прикрытием артогня, рыча двигателями, вперед рванули моторки, затем они вернулись за следующей группой солдат. Все шло по плану. Встречаемые огнем русских пулеметов, которые начали просыпаться, батальоны высаживались на вражеский берег, в различных местах, намеченных заранее. Десантные суда с их драгоценным живым грузом быстро оказались в мертвой зоне, невидимые для вражеских наблюдателей и прикрываемые огнем нашей артиллерии. К месту назначения они прибыли почти без потерь. Русская артиллерия сосредоточила огонь на Бериславе, на предполагаемых причалах и обнаруженных судах для перевозки тяжелого вооружения, которые, не имея возможности прибыть на остров, вынуждены были следовать длинным путем вниз по реке. Во время этого перехода был насмерть сражен один храбрец, особо дорогой моему сердцу, – офицер, командовавший полковой артиллерией.

Первый этап боя завершился. Артиллерия перенесла дальше свой заградительный огонь. На высоком берегу западнее Каховки батальоны расширяли захваченный плацдарм. На подступах к поселку противник, до того искавший убежище от артиллерийского огня в погребах, начал оказывать упорное сопротивление. Теперь надо было закрепить достигнутый успех и ждать подвоза тяжелого вооружения. Были отданы приказы доставить боеприпасы и пищу. Связь между артиллерией и дивизией осуществлялась по проложенному по дну реки кабелю. Полк, действовавший совместно с нашим, но до этого момента остававшийся в резерве, подошел к реке, чтобы занять место рядом с уже высадившимися подразделениями и следовать по дороге, по которой уже прошли мы. После оживленных дискуссий и установления телефонной связи штаб полка во второй половине дня разместился на двух лодках, которые за двадцать минут доставили нас на другой берег.

В тот вечер я мечтал, чтобы темнота наступила поскорее, потому что для противника, сначала растерявшегося, ситуация прояснилась, и он мог предпринять против нас мощную контратаку всеми имевшимися у него силами. Занимаемый нами участок имел глубину 200–300 метров, а позади была река, ставшая непреодолимой, поскольку лодки были отведены для использования на другом участке. Избежать боя не было никакой возможности, главным было продержаться. С наступлением сумерек русские пошли в давно ожидаемую контратаку, причем с таким напором, что вклинились в первые линии нашей пехоты. На помощь нам пришла артиллерия, открывшая меткий заградительный огонь, очень точно его корректируя. Все наши люди, до последнего, заняли место на позициях. Русская атака, волна за волной, разбивалась о стену, воздвигнутую нашей неколебимой волей. На другом берегу реки беспокоился генерал. Я не мог ему сказать, что надеюсь на победу, и только пообещал сделать все, что в человеческих силах. И это произошло. Поистине все наши люди стали героями. Противник дрался с равной отвагой, поскольку слишком хорошо знал, что для него значит овладение нашим плацдармом на его берегу. Но все его попытки были напрасны, и порыв штурмующих разбивался о нашу несокрушимую оборону.

Когда через несколько часов шум боя постепенно стих, а противник прекратил свои отчаянные попытки раздавить нас, мы почувствовали, что освободились от огромной тревоги. В ночном мраке начала занимать позиции наша противотанковая рота. Нам обещали, что утром подтянутся самоходки. Теперь следовало приготовиться к отражению возможной атаки на рассвете и не дать русской артиллерии расстрелять нас на узком пятачке. Поэтому наша первая линия получила приказ медленно следовать за противником, отступившим после своей неудачи, оставаться с ним в соприкосновении и вклиниться между его подразделениями. На той стороне реки, за нашими спинами, шла энергичная деятельность, поскольку все хотели принять участие в крупном деле. Противотанковая и полевая артиллерия, а также самоходки заняли позиции с самого утра. Туда-сюда сновали большие и малые паромы. Днем русская авиация пыталась наносить удары по крупным скоплениям людей и техники, а ночью атаковала подкрепления, присланные на усиление нашего плацдарма, но она ничего не могла сделать против наших истребителей. Через несколько дней мы уже располагали прочным понтонным мостом. Дни эти были для нас наполнены жестокими боями, особенно в вытянутом в длину поселке Каховка. Мы стремились лишить неприятельскую артиллерию возможности обстреливать места причаливания лодок и мост. Но главные угрозы успешному развитию операции были уже устранены.

Когда разведка доложила, что противник отступает к югу, в направлении Перекопского перешейка, наше наступление через степи возобновилось[34]. Мы обнаружили новый пейзаж, необычные виды. Там, где на картах была обозначена голая степь, мы увидели многочисленные совершенно новые деревни, с огромными полями. Тянулись лесополосы, посаженные по приказу правительства для защиты насаждений от суховеев. Такие «зеленые линии», как мы их назвали, уходили далеко за горизонт. Это было единственное убежище, способное скрыть от глаз большие скопления скота. Также огромные пространства были заняты бескрайними пастбищами. Разделившись на небольшие группы, роты продвигались в юго-восточном направлении.