Алексей Митрофанов - Гиляровский Страница 25

Пробираюсь под вагонами, и передо мною длиннейшая платформа. Ряжск! Как раз здесь пересадка на Пензу… Гордо иду в зал I класса и прямо к буфету — жажда страшная. Пью пиво и ем бутерброды».

Словом, и на этот раз все кончилось благополучно. Вещи же Гиляровского никуда не делись. Больше того — вышло так, что в Ряжске он нагнал своих коллег.

В Пензе наш герой пробыл до 1881 года. По его собственным словам, «бросил трактирную жизнь и дурачества… и стал бывать в семейных домах, где собиралась славная учащаяся молодежь».

Разве что изредка резвился — чтобы куража не растерять. Как-то Гиляровскому попался в руки паспорт коллеги, первого любовника Белова. Не долго думая, в графе «особые приметы» Владимир Алексеевич вписал: «Скверно играет Гамлета».

В скором времени Белов узнал об этом.

«Я чувствую, что будет дело, соскакиваю с трапеции и становлюсь в грозную позу. Белов ко мне, но остановился… Глядит на меня, да как заплачет… Уж насилу я его успокоил…» — вспоминал впоследствии заботливый Владимир Алексеевич.

А после наш герой отправился в Москву.

Глава 5.

Очарованный Москвой

Итак, Гиляровский в Москве. Второй раз в жизни. С тех пор ежели и покидал этот город, то ненадолго, — когда уезжал в командировку или в отпуск. После десятилетия скитаний Гиляровский, наконец, определился. Пусть не с домом, но, по крайней мере, с городом.

Он устроился в театр А. Бренко, где исполнял обязанность и актера и помрежа. Новая служба увлекала Гиляровского. Он писал своим знакомым в Пензу: «Шла драма старинная „Актер Яковлев“. Я когда-то читал ее и ровно ничего не нашел в ней хорошего; но что же из этой драмы сделали наши, что сделали. Я впился в сцену и ничего не видел, ничего не слышал, что происходило кругом меня, я видел только действующих лиц, я жил ими, в некоторых сценах я плакал, я, черт с железными нервами, плакал, как молодой щенок.

Суть пьесы. Давно, очень давно у нас в России был знаменитый трагик Алексей Степанович Яковлев — он и выведен… Бурлак играет крошечную роль — отставного, восьмидесятилетнего, знаменитого прежде артиста. Хорош он был до восторга, до обожания, до слез — Бурлак выражал чувства, которые действительно мог пережить Дмитриевский… Бурлака не было — был Дмитриевский…»

Тем не менее о том периоде жизни Владимира Алексеевича никаких воспоминаний не осталось. Ни у самого героя, ни у других мемуаристов. Видимо, дело в том, что на провинциальной сцене Гиляровский был звездой, а в Москве его затмили звезды в несколько раз ярче. Да и Далматов говорил по поводу нового «назначения» своего приятеля: «Что касается ваших режиссерских талантов, то я их не заметил, иначе бы непременно использовал».

Это не могло удовлетворить честолюбивого авантюриста. Он понял: следует искать другой жизненный путь.

Тут-то и случилась судьбоносная встреча. Актер В. Андреев-Бурлак познакомил Гиляровского с Н.П. Кичеевым, редактором «Будильника». Конечно, речь зашла о том, какой Владимир Алексеевич герой — он, дескать, и в народ ходил, и воевал, и пожары тушил, а сейчас актерствует.

Тут-то Бурлак и произнес те самые слова, которые определили всю дальнейшую жизнь Гиляровского:

— Николай Петрович, а он, кроме того, поэт, возьми его под свое покровительство. У него и сейчас в кармане новые стихи; он мне сегодня читал их.

Владимир Алексеевич конечно же воспользовался случаем. Дело происходило в ресторане, за закусками и выпивкой. Наш герой поднялся, приосанился и начал декламировать.

Все-то мне грезится Волга широкая,Грозно-спокойная, грозно-бурливая,Грезится мне та сторонка далекая,Где протекла моя юность счастливая.Помнятся мне на утесе обрывистомДубы высокие, дубы старинные,Стонут они, когда ветром порывистымГнутся, ломаются ветви их длинные.Воет погодушка, роща колышется,Стонут сильнее все дубы громадные,Горе тяжелое в стоне том слышится,Слышится грусть да тоска безотрадная…Что же вы плачете, дубы старинные?Или свидетели вы преступления,Кровь пролита ли под вами невинная,И до сих пор вас тревожат видения.Или, быть может, в то времечко давнее,В стругах когда еще с Дона далекого,Разина Стеньки товарищи славныеВолгой владели до моря широкого, —Ими убиты богатые данники,Гости заморские, с золотом грабленым;Или, быть может, и сами изгнанникиЗдесь, с атаманом, молвою прославленным,С удалью буйные головы сложили,С громкой, кровавой, разбойничьей славою?!Все-то вы видели, все-то вы прожили, —Видели рабство и волю кровавую!

Мало сказать, что наш герой не был уверен в том, что эти строки произведут впечатление на господина Кичеева. Он был не глуп и отдавал себе отчет в огрехах — отсутствие внятной концовки, фальшь в ударении (слОжили вместо сложИли), чрезмерный пафос. Одно дело — приятель-актер, и совсем другое — профессиональный литератор.

Видимо, как раз этот пафос и понравился редактору. Сам он не придерживался крайних революционных взглядов, Разина не боготворил, но надо ведь и про тираж подумать. Подобное стихотворение вполне могло потрафить либеральной публике, которая, собственно говоря, и составляла целевую аудиторию этого журнала.

Словом, господин Кичеев взял у Гиляровского листочек, положил себе в карман и произнес:

— Прекрасные стихи, напечатаем.

А спустя несколько дней и вправду напечатал. Наш герой вспоминал: «Вдруг вваливается Бурлак, — он только что окончил сцену с Киреевым и Борисовским.

— Пойдем-ка в буфет. Угощай коньяком. Видел?

И он мне подал завтрашний номер «Будильника» от 30 августа 1881 г., еще пахнущий свежей краской. А в нем мои стихи и подписаны «Вл. Г-ий».

Это был самый потрясающий момент в моей богатейшей приключениями и событиями жизни. Это мое торжество из торжеств. А тут еще Бурлак сказал, что Кичеев просит прислать для «Будильника» и стихов, и прозы еще. Я ликовал. И в самом деле думалось: я еще так недавно беспаспортный бродяга, ночевавший зимой в ночлежках и летом под лодкой, да в степных бурьянах, сотни раз бывший на границе той или другой погибели и вдруг…

И нюхаю, нюхаю свежую типографскую краску, и смотрю не насмотрюсь на мои, мои ведь, напечатанные строки».

Еще до этого Владимир Алексеевич изредка публиковался в газете «Современные известия». Писал под псевдонимом «Театральная крыса» небольшие информационные заметки о московской сцене.