Епископ Афанасий (Сахаров) - «Какое великое утешение — вера наша!..» Страница 25

Обходя со славословием друзей, вспоминал Ивана Яковлевича. Ужели так и нет от него и о нем никаких вестей?.. Грустно. Был я и у Славы, и у родителей его. Поздравьте их… В сочельник, конечно, поздравлял дорогих именинниц, но на пирог именинный к ним сегодня иду, — вчера слишком велик праздник, чтобы чьи–либо именины справлять.

К празднику не получил ни одного письма. Грустно. Впрочем, не так давно получал. Господь да хранит Вас, мой милый, и всех Ваших близких. На всех призываю Божие благословение. Спасайтесь о Господе.

Любящий Вас богомолец Ваш е[пископ] А[фанасий]

Уменьшаются ли головные боли Марии Ивановны? Ежедневно особо молюсь о ней. Помоги ей Бог. А как здоровье Фроси[181]?.. Славим Христа и за печкой, как когда–то было. Что знаете о Дуне и о ее тетушке? Напишите, пожалуйста, какое издание Илиады Вы посылали мне. Я думаю, это издание последних лет издательства «Академ1а». Мне сообщили, что эта книга не может быть выдана мне, потому что будто бы на ней нет разрешения Гйавлита при Совнаркоме. Рассмотрите хорошенько на оставшейся у Вас второй части и поскорее все, что напечатано на обороте выходного листа или на последней странице обложки, точно выпишите и сообщите мне.

№ 26

Прокурору СССР.

31 января 1941 г. Белбалтлаг (черновик заявления)

Прокурору СССР Заключенного] Сахарова Афанасия Григорьевича ст[атья] 58, 10–11, + 16, III ср[ок] 5 л[ет] + 1 г[од] 7 л/п[182] 22 Волозерского Отделения] ББК[183] НКВД

Постановлением нар[одного] суда Карельск[ой] АССР при ББК от 25/III-37 к моему основному — 5–летн[ему] сроку заключения прибавлен еще 1 год пост. 111 чрез 16–ю[184]. Обстоятельства, послужившие поводом к тому, были следующие.

По прибытии моем в лагеря ББК и по окончании карантина меня назначили инкассатором Медвежьегор[ского] отделения]. На мои заявления о том, что я никогда никаких денежных дел не вел и совершенно неопытен в этой области, мне довольно недвусмысленно дали понять, что лагерники должны делать все, что им приказывают, и под страхом лагерных взысканий не имеют права отказываться от даваемых им поручений. Волей–неволей я должен был подчиниться. Работу инкассатора мне приходилось проводить в невероятно тяжелых условиях и в совершенно не соответствующей столь серьезному делу обстановке. Вначале у меня даже не было ящика для денег, и при первой довольно значительной получке денег из кассы на мое недоумение, во что мне их взять, было сказано: «купите газету и заверните в нее». Оплату я производил в пяти точках. По большей части она происходила в жилых бараках, преимущественно в ночное время при слабом свете небольшой керосиновой лампы, а иногда и при фонаре «летучая мышь». Шумная толпа заключенных, в подавляющем большинстве уголовников, почти вплотную окружала стол. А я при слабом зрении работаю только в очках, чрез которые вдаль в 1–2 шагах от себя все вижу лишь в тумане. И присутствовавшие при выдаче денег стрелки не всегда могли поддержать необходимую тишину и навести должный порядок. Бывали случаи, когда стрелки, не предупредив меня, уходили и я неожиданно для себя замечал, что остался один среди толпы. По своей неопытности, по полной неподготовленности к работе среди уголовников и по природной мягкости характера (все это я и имел в виду, когда отказывался от должности инкассатора) сам я не осмеливался прибегать к каким–либо решительным мерам, тем более что я часто не встречал содействия и не получал помощи со стороны лагерной администрации и старших стрелков, некоторые из которых не только иногда не помогали мне, но нередко и третировали. Мое «поповство» было причиной такого отношения. Исполняющий] обязанности] кассира отделения при выдаче денег не оказывал никакого снисхождения к моей неопытности и осложнял это Дело, напр[имер], вручал мне пачки денег с купюрами самой различной ценности, — а когда я начинал их пересчитывать, торопил меня и нервировал своими сердитыми замечаниями, что я задерживаю его и т. д. Судя по себе, по своему строгому отношению к долгу службы, я полагал, что и стрелки, которым начальство ББК вверяет охрану имевшихся при мне денег, должны так же, как я сам, всемерно заботиться об их целости и сохранности. Но на следствии уполномоченные 3–й части удивлялись моей простоте и высказывали предположение, что и кто–либо из стрелков мог похитить у меня деньги.

Не удивительно поэтому, что, ввиду указанных обстоятельств, к концу первого месяца моей работы у меня оказалась недостача в сумме 1115 руб [лей]. Когда и где они пропали, я не мог установить. И все работники финчасти, и уполномоченные 3–й части высказывали твердую уверенность, что недостача денег не есть результат злоупотребления с моей стороны, что деньги не присвоены мной, не растрачены на себя, а или похищены из денежного ящика, или не доданы из кассы. Последнего, как говорили в 3–й части, вполне можно было ждать от исполняющего] обязанности] кассира, выдававшего мне деньги в последний раз и бывшего уже на замечании. На л/п, где я имел постоянное пребывание, всем было известно, что я получал достаточно посылок и денежных переводов и своим поведением и образом жизни не давал оснований подозревать меня в каком–либо поползновении на не принаД' лежащие мне средства. Это подтвердили начальник] колонны и др[утие] допрошенные в качестве свидетелей. О недостаче денег я немедленно после обнаружения этого мною самим заявил начальству финчасти. Характерно, что у меня даже не было произведено обыска. Так и в 3–й части все были уверены, что пропавшие деньги не присвоены мной. И сообщение из финчасти в 3–ю часть ограничивалось только констатированием факта, и лишь, по–видимому, позднее на этом сообщении, написанном хим[ическим] карандашом, сделана другой рукой и чернилами приписка: «просим рассматривать как растрату». Об этой приписке я узнал при ознакомлении с делом по окончании следствия. И то же самое сообщение без приписки я видел в канцелярии финчасти пред отправлением его в 3–ю часть. При первом же допросе я сделал письменное заявление, что приму все меры к покрытию недостачи. Мои родные, которым я сообщил о происшедшем, немедля стали высылать мне деньги, и ко времени суда было выслано около половины недоставшей суммы. Но по непонятной причине финчасть до самого суда не списала с моего личного счета в погашение недостачи ни одной копейки, несмотря на мои неоднократные заявления, не поставила в известность ни следственные органы, ни суд о том, что в ее кассу не перестают поступать на мое имя Деньги, предназначенные на покрытие недостачи, на суде поддерживала гражданский иск на всю сумму в 1115 руб[лей].