Андрей Романов - История Аквариума. Книга флейтиста Страница 25

Никто больше не стоял бледный и никто, наверно, не светился – все устали… Играть – трудная работа…

Только в это время в горах раздалось далекое грозное ворчание, будто кто-то устало выдохнул… Я подумал – это он отозвался на наше беспокойство… А может это самолет пролетел?

На улице было свежо и начинало темнеть. Нужно было обратно в Тбилиси. Гори улыбался неизвестно кому, может быть и нам? Заканчивалась первая, самая безответственная часть истории «Аквариума», не оставившая после себя практически никаких документов, во всяком случае в тех хранилищах, куда вход простому человеку доступен.

Так и что с того? Помните как у Бертолуччи? Монахи, всю жизнь творящие небесной красоты рисунок на песке, ради того момента, чтоб мастер, взглянув разок, одним движением руки стер его. Навеки…

Это время каплями горящей пластмассы легло на старинный дубовый паркет и застыло, навечно въевшись в благородную древесину. Его не возможно ни стереть, ни отмыть, ни забыть, ни уловить, его никак нельзя даже представить, разок не побывав там самому. Его можно только любить, любить, любить, и то, поверив нам на слово…

Глава 8 Клайпеда – Рига

После возвращения из Грузии для всех нас вновь настала зима.

Снег и легкий, но отчетливый туман повис над Ленинградом на много дней. Все никак не хотело теплеть и таять. Нам, с разогретыми до летних температур душами, было неуютно везде…

Исход энергии, случившийся в Тбилиси, был огромен. Взамен какие-то неотчетливые неприятности, грозящие отчетливыми последствиями. Ни вспоминать, ни думать об этом ни к чему.

Если бы их не было, то Борис, наверняка, защитился бы на какого-нибудь кандидата, Михаил, ну если не опередил бы его, то уж сразу после Бориса непременно сделал бы тоже самое.

Сева со временем дослужился бы до зам. директора фирмы «Мелодия», Женька выиграл бы ещё с десяток всесоюзных призов на джаз-фестивалях имени Юрия Саульского под присмотром Давида Семеновича Голощёкина.

А я, со временем опять вернувшись бы в лоно высшей школы, преспокойно закончил бы журналистику в Ленинградском университете, и писал бы что-нибудь эзоповым языком про Beatles в «Правде», на радость понимающим меня фанам, типа милейшего Коли Васина.

Но не суждено такое было никому. Власти, сами того не понимая, отредактировали судьбы каждого из нас. Тяжелая возрастная ломка разрешилась в одночасье – идти было больше некуда, кроме как той дорогой, по которой пошли с самого начала. И мы двинулись дальше, без тени сомнения в правильности…

Откровенным выходом из отягощенного своей олимпиадой 1980 года стала поездка в Клайпеду.

Кратко это выглядело так – сначала мы приехали в Ригу, в дом к устроителю Клайпедского концерта, Карлису, а затем поехали собственно в Клайпеду на концерт. Никогда «Аквариум» ещё не проделывал столь грандиозных окольных поездок, как на этот раз. Клайпеда в Литве, а мы почему-то приехали в Латвию?

Карлис насторожил нас ещё у себя дома, когда стал рассказывать нам просто так, для красного словца, как его семье хорошо жилось во время германской оккупации. Хотя его никто и не просил делиться воспоминаниями. Ему отроду было не больше чем нам и от всего этого несло болотной неискренностью. Но он не давал нам таких «надежд», как наш тбилисский «Гиви». Так что никто и не беспокоился особо. Мы денек проболтались по Риге и ночным поездом отправились в путь. Все шло гладко. Пока.

Концерт был столь же «спокоен», и столь же дик как его предшественник в Тбилиси.

На сей раз это был кинотеатр, а значит без каких-либо кулис. Мы ютились перед большим экраном, а народ пологим амфитеатром таращился в нашу сторону. Но это слово мало подходит, к тому смешанному чувству озарения пронизывающему вас, как холодным пламенем, на словах: «Минус тридцать, если диктор не врет! Моя постель холодна как лед!»

Точка замерзания опустилась намного ниже «абсолютного нуля», дав отметке -30 вскипеть, как вода на углях.

Публику словно выбило, как вышибает горячий пар крышку любого сосуда. Её несло без тормозов и привязей. Она сметала все на пути, и видимо что-то все же смела не то…

Фагот в свете самодеятельных прожекторов направлял свой чудо-инструмент в зал и зал стонал в ожидании орудийного залпа этого нового сверхоружия… Короче все свихнулись!

После концерта по улицам ездили все скорые помощи города. Они не спасали пострадавших – они заметали передвигавшихся по улицам. Так во всяком случае гласит легенда и до сих пор рассказывают очевидцы, которые, тогда, и в фаготе усмотрели гранатомет…

Гостиничное утро началось с появления «рыжего» Димки, что так и не отставал от нас с самого Тбилиси, заявившего, что сейчас и нас начнут «мести».

Это ни на кого не произвело абсолютно никакого впечатления, поскольку все находились под впечатлением чудовищной «системной ошибки», допущенной накануне, при покупке сувениров в дом. Но об этом чуть позже…

Откуда такая информация, «рыжий» Димка не распространялся, но говорил так убедительно, что не трудно было сообразить – если этого почему-то не произошло в Тбилиси, то почему этому не произойти здесь? Нет, уж лучше домой!

Но на беду у нас должен был быть ещё один концерт – в помещении местной консерватории.

Вмешавшийся в события Карлис требовал обязательного исполнения уговора, мотивируя свои слова вполне разумными доводами – будут все ценители музыки города, в отличии от случайной публики накануне. Как нас легко купить приличной компанией!

Всё так и оказалось – нас пока не «вязали», а в консерватории собрались все самые лучшие музыкальные девушки и юноши города. Собрались огромной толпой, заинтригованные рассказами о свершившемся накануне…

Ощущение от места предполагаемого концерта передавалось невероятное – большой двор в центре старинного каменного средневекового здания, напоминающего крепость. А может быть это она и была. Арочные своды, анфилады, раскрытые настерж окна, а в окнах девушки и кое-где юноши. И всё это смотрит и ждет. Казалось, что тут не играть? Но одна беда – нет аппарата!… Его нет! Аппарата! Несколько сот зрителей, понятно, что благодушно настроенных, но аппарата – нет! Есть барабаны, даже есть микрофон, но больше ничего нет!

Можно стоять, можно улыбаться, можно даже помахать кому-нибудь рукой, но играть и петь: «Вчера я шёл домой, кругом была весна, Его я встретил на углу и в нем не понял ни хрена, Спросил он – быть или не быть? И я сказал – иди ты на …» – Нельзя! И вот ситуация, когда и играть нельзя и не играть нельзя! Тебя ждут и не собираются принимать объяснений, почему ты не можешь играть…

Дальнейшее произошло само собой. Ясно, что программу, которую мы пришли играть – играть нельзя. Я взял у Бори гитару, и не имея никаких соображений на то, что буду делать в ближайшие мгновения, пошел на сцену. Не помню во что и как я её включил, но добившись этого, не понимаю почему, заиграл «Vinus»…