Василий Балакин - Екатерина Медичи Страница 25

Партия Конде незамедлительно воспользовалась резней в Васси, развязав пропагандистскую кампанию против Гиза и возлагая всю ответственность на него, словно бы не замечая очевидного факта: герцог подвергся нападению в своих собственных владениях, а гугеноты действовали в нарушение «Эдикта веротерпимости». Но как бы то ни было, кровь, пролитая в Васси, вскоре разольется по всей стране, положив начало череде гражданских войн. По злой иронии судьбы миротворческие усилия Екатерины Медичи и дарованный ею эдикт, в большей мере отражавший ее иллюзии, нежели реалии того времени, послужили прелюдией к жестокому конфликту, на протяжении тридцати шести лет терзавшему Францию.

Конде наступает на те же грабли

Гиза встречали в Париже как национального героя. Видя энтузиазм парижан, принц Конде сознавал, что ни ему самому, ни его партии никогда не завоевать такой популярности в столице. И тогда он решил повторить амбуазскую авантюру, с треском провалившуюся и едва не стоившую ему жизни. Но это, похоже, его не смущало. Как и в тот раз, королевская семья находилась в Фонтенбло, плохо защищенном и потому делавшем возможным захват Карла IX и его матери, дабы потом продиктовать им свои условия. По правде говоря, у Конде имелись веские основания опасаться королевы-матери, которая, видя провал своих миротворческих усилий, совершила крутой поворот. Отчаявшись вразумить гугенотов, она предстала перед подданными в образе доброй католички, исправно посещала католические богослужения и требовала того же от придворных. И своего любимого сына Генриха она обязала следовать ее примеру. Что же касается короля Карла IX, то он еще раньше и без понукания со стороны матери вернулся на путь истинный. Эти перемены возвещали об ужесточении политики в отношении гугенотов.

Покинув Париж, Конде собрал верные ему отряды и двинулся к Mo, где его уже ожидал Колиньи со своей армией. Объединившись, они были готовы сразиться с королевскими войсками. Наблюдая за концентрацией сил гугенотов между Парижем и Фонтенбло, герцог Гиз понимал, что угроза возникла не только лично для короля, но и для самого трона. Отправившись в Фонтенбло, он принялся уговаривать королеву-мать срочно перебраться вместе с сыном в Париж, где они были бы в безопасности. Отряд в тысячу вооруженных людей должен был обеспечить им беспрепятственное передвижение. Екатерина колебалась, то ли опасаясь довериться Гизу, которого, мягко говоря, недолюбливала, то ли еще надеясь договориться с Конде, который, как она думала, не посмеет причинить вред ни ей лично, ни королю. В конце концов она сочла за благо принять руку помощи, в очередной раз протянутую Гизом.

Конде, видя, что герцог опять спутал его планы, повел свое воинство к Орлеану и на удивление легко овладел городом, сделав его временной столицей гугенотов. Теодор де Без, мастер пропаганды, опубликовал декларацию, в коей утверждал, что Конде является лояльным подданным его величества, тогда как Гиз, мятежник, держит короля и королеву-мать на положении пленников. Это пропагандистское заявление разослали иностранным дворам, и протестанты, в частности Елизавета I, признали дело Конде правым. Из-за границы потекли деньги на поддержку гугенотов, и под знамена мятежного принца стали собираться дворяне, главным образом мелкие провинциальные шевалье, мечтавшие поправить свое материальное положение за счет грабежа и с легкостью обратившиеся в кальвинизм. Екатерина, нравилось ей это или нет, вынуждена была признать, что именно Гизы и их сторонники служат опорой трона ее детей.

Для того чтобы успешно исполнять эту роль, нужна была армия, способная противостоять войску Конде и Колиньи, и герцог Гиз принялся собирать ее, предоставив Екатерине поиск необходимых для этого средств. Она блистательно справилась с нелегкой задачей, сумев убедить римского понтифика и короля Испании в необходимости раскошелиться ради избавления Французского королевства от еретиков. Поучаствовали в финансировании сего благого дела также Венеция и Флоренция. Вооруженным быть хорошо, но оружие, полагала Екатерина, не следует пускать в ход, пока не исчерпаны все возможности для мирного решения спора. Ее коньком были переговоры, а не война, и она посылала к Конде эмиссара за эмиссаром, убеждая его отказаться от кровопролития. Ее упорство в стремлении к миру решительно опровергает легенду о «кровавой королеве» Екатерине Медичи. Конде, полагая, что путем переговоров добьется большего, нежели вступив в войну с неясным исходом, похоже, склонялся к мирному урегулированию, однако натолкнулся на решительное сопротивление со стороны Колиньи и его воинственных шевалье, мечтавших о богатстве и славе, добытых оружием.

Итак, миротворческие усилия Екатерины (в который уже раз!) ни к чему не привели. Католики и гугеноты словно состязались друг с другом в религиозном фанатизме. Особенно отличались гугеноты, не щадившие даже родственных чувств. В Вандоме при явном попустительстве со стороны Жанны д’Альбре были выброшены из могил останки родителей ее супруга Антуана Бурбона. Не трудно было догадаться, что гугеноты воспользуются переговорами не для поиска согласия, а для накопления сил в преддверии неизбежной борьбы. Пока Екатерина склоняла Конде к миру, его соратники захватили Ла-Рошель, Пуатье, Гавр, Дьеп и Кан. Да и сам принц, видя успехи гугенотов, сменил тон, заносчиво заявив королеве, что одержит верх над войсками католиков.

Грозный тон Конде не оставлял выбора, и королевская армия перешла в наступление, заняв Блуа. Дальше военные действия шли с переменным успехом. Целые области оказались под властью гугенотов, и те в поисках средств для продолжения войны принялись распродавать страну. Эмиссары Конде от его имени заключили союзный договор с Елизаветой Английской. Принц уже действовал как глава государства, и королева Англии признавала его таковым. Елизавета обязалась предоставить мятежному принцу шесть тысяч человек в полном снаряжении и деньги на оплату германских наемников, получая взамен французские города Гавр, Дьеп, Руан и конечно же Кале. Колиньи тем временем вел переговоры с германскими князьями: не имея средств для выплаты жалованья наемникам, он в качестве компенсации отдавал им на разграбление французские города.

Над страной нависла угроза чужеземного вторжения. В королевском совете сложилось мнение, что наиболее уязвимым местом является Нормандия, туда и направили войско под командованием коннетабля Монморанси. Однако было уже поздно: объединенные отряды англичан и гугенотов под командованием печально знаменитого Монтгомери захватили Руан. И тогда Екатерина лично повела другие подразделения королевской армии на осаду Руана, не считаясь ни с осенней непогодой, ни со своим ревматизмом. По ее команде артиллерия произвела десять тысяч выстрелов, полностью разрушив городские стены. В образовавшуюся брешь, вдохновляемые примером королевы, устремились ее воины. 20 октября 1562 года Руан был взят. Однако радость Екатерины была омрачена вестью о том, что Монтгомери сумел ускользнуть, уплыв по морю к английским берегам. Она охотно свела бы счеты с человеком, которого винила не только в гибели обожаемого супруга, но и в альянсе гугенотов с Елизаветой.