Владимир Кораблинов - Жизнь Кольцова Страница 25

Кольцов поздоровался с ними, переоделся в новый синий кафтан, повязал шею пестрым платком и, напившись чаю с московскими калачами, пошел справлять дела. Сегодня же надо было найти недослужившего срок погонщика Сарычева и взыскать с него шесть рублей денег. Сарычева, проживающего поблизости от подворья, он нашел скоро, но денег с него взыскивать не стал – пожалел: в грязной каморке была нищета, белоголовые дети, мал мала меньше, копошились в хламе, как кутята. Жена бросила стирку, заплакала, а Сарычев униженно кланялся, сулился отдать к покрову. Кольцов сунул Сарычевой бабе рублишко и, ударившись головой о притолоку низенькой двери, вышел.

Он отправился к Станкевичу и, не зная Москвы, проплутал часа два. Когда же ему показали нужный дом, он лицом к лицу неожиданно столкнулся с самим Станкевичем. Станкевич быстро шел, фалдочки форменного сюртука развевались, из кармана смешно торчал эфес шпаги. За Станкевичем, видимо догоняя его, придерживая картуз и шпагу, бежал длинный, нескладный студент и что-то кричал.

– Батюшка Алексей Васильич! – изумился Станкевич. – Вот хорошо! Фу, какой! – обернувшись назад, замахал руками на длинного, – Ну куда, ну куда ты, Васютка? Я и один схожу…

– Нет! – упрямо тряхнул головой Васютка. – Иду и буду защищать тебя! А коли нужно, так и кровь пролью!

Он похлопал рукой по шпаге. Станкевич весело расхохотался.

– Не дурачься, Вася, – сказал строго, как шаловливому ребенку. – Я мигом обернусь. А ты тем временем сварил бы кофий да угостил Алексея Васильича. Ведь это, Вася, тот самый мой земляк…

– Кольцов! – длинный кинулся обнимать Алексея. – Впрочем, виноват, рекомендуюсь: Василий Красов…

Он взял под руку Кольцова, с любопытством заглядывая ему в лицо, бормоча: «Да, да, я именно таким вас и рисовал в своем воображении…»

– Иди же, Васютка, я – мигом! – Станкевич кивнул друзьям и поспешно зашагал по тихой уличке.

6

– Ах, любезный Алексей Васильич! – говорил Красов, входя с Кольцовым в двери. – И рад я вам, голубчик, да только – нет, не могу этак покинуть Николашу… Ведь шутка сказать: сам вызвал! Уж вы посидите в комнате, а я побегу… Кто-кто, а Красов не позволит хоть бы и самому ректору посягать на Николашу!

И, сдав изумленного Кольцова на руки Ивану, Красов побежал догонять Станкевича.

Станкевич жил в Москве в доме университетского профессора Павлова, который сдавал ему комнату и кормил плохими обедами. Мансарда, куда ввел Кольцова Иван, была невелика, но очень опрятна. Солнце сверкало на чистых стеклах окон, на корешках расставленных по полкам книг, на зеркально блещущем полу. По стенам не видно было обычных назойливо-ярких олеографий, только в узенькой черной рамке – отличная акварельная копия Сикстинской мадонны.

– Да расскажи, что же случилось-то? – спросил Кольцов Ивана.

– А ничего-с, – ухмыльнулся Иван. – Это вам, стало быть, по новости чудно на Василья Иваныча. А он у нас, как бы сказать, этакой… такой… – Иван пошевелил пальцами перед глазами. – Вам чего, кофий ай, может, самоварчик?

– Давай самовар, – решил Кольцов.

Оставшись один, он стал рассматривать книги. Книги все больше были не русские, много стихов. «Экая ученость! – почтительно отметил Кольцов. – Ведь вот и видишь – стихи, а поди, прочитай!»

Иван принес самовар.

– Пейте, – пригласил Кольцова и, взяв со стола трубку, принялся набивать ее табаком.

– Ты что же баринов табак куришь? – усмехнулся Кольцов.

– Это пустяк, без значения, – раскуривая трубку, заважничал Иван. – У нас барин такой, что тут не то трубку, а все можно… Да вы не теряйтесь, что ж сахару мало кладете? У нас это запросто… без значения! – снова ввернул он, видимо, полюбившееся ему словцо. – У нас, почитай, что ни вечер – все народ, все книжки читают…

– Это хорошо, что читают, – похвалил Кольцов.

– Да оно, конечно, неплохо, да только непонятно как-то: слушаешь, слушаешь, пока носом не заклюешь, плюнешь да и на лежанку. А что ж кренделька-то?

Иван подвинул корзинку с кренделями.

– Ешьте, ничего… У нас пища – пустяк, без значения: доходы позволяют.

– Что же, неужто так все непонятное и читают? – спросил Кольцов.

– Ну, нет, зачем все… Вон вчерась какой-то новый приходил, ну тот вре́зал! Так господ костерил, так костерил! – заслушались. И все, слышь ты, в лицах, просто – ах! – Иван оглянулся на дверь. – Его быдто чуть в Сибирь не усватали, ей-богу! Да вот жалко не до конца прочитал. Нонче, сказывали, будет дочитывать. Вы послушайте.

– Да кто же сочинитель-то? – полюбопытствовал Кольцов.

– А кто его знает… Так из себя невидный, мундиришко старенький, поди, с толкучего. Но расшумелся – у-у, куды там!

7

Станкевича вызывал ректор и спрашивал, почему он не посещает лекций риторики. Риторику читал профессор Победоносцев. Его лекции были неинтересны, в аудитории сидели одни казеннокоштные студенты и только потому, что им было некуда деться.

Станкевич объяснил ректору, что на лекциях Победоносцева скучно, профессор читает им то, что известно из учебников.

– Которые вы штудируете в тайных собраниях при свете зеленых ламп? – иронически спросил ректор.

– Почему же тайных? – вспыхнул Станкевич. – Я не понимаю ваших намеков.

Во все время этого разговора Красов, держа руку на эфесе шпаги, стоял возле двери ректорского кабинета, готовый в любую минуту кинуться на защиту своего друга. Наконец Станкевич вышел, и хотя неприятный разговор и взволновал его и щеки его горели, но Васютка в своей воинственной позе был так забавен, что Станкевич рассмеялся и до самого дома подтрунивал над его дон-кихотской выходкой.

– Вот, любезный Алексей Васильич, – заключил он рассказ о своих похождениях, – вот так мы и живем… Ну, а вы что?

– Моя жизнь хуже дороги проселочной, – пошутил Кольцов. – Где пень, где яма, а где и грязи не оберешься… Тут я без вас книжки поглядел – вот ученость, вот жизнь! И не завистлив, а, прямо сказать, завидки берут.

– Батюшки! – спохватился Станкевич. – Главное-то я и забыл: тетрадки ваши, те, что вы у меня летом в Удеревке оставили, мы отдельной книжкой печатать затеваем.

– Книжкой?! – оторопел Кольцов. – Так ведь я думаю, тут денег пропасть надобно…

– Ну, уж это не ваша печаль – будут деньги! – весело объявил Станкевич.

8

Вечером пришел франтоватый юноша из купцов – Боткин – и тот самый студент в ветхом мундире, о котором Кольцову рассказывал Иван. Кольцов спросил у Станкевича – кто этот студент.

– Это Белинский, – ответил Станкевич. – Его за драму чуть из университета не выгнали.