Ромэн Яров - Творцы и памятники Страница 25

Побледневший, с вытаращенными глазами смотрел Галанкин на своего учителя; потом бросился в коридор. Вниз, по Мясницкой, через Садовое кольцо, к Николаевскому вокзалу, тут же в поезд — и немедленно снова в Петербург. Прохожие испуганно сторонились странного человека. Бежит по тротуару и выкрикивает одну только фразу;

— Но ведь я не Шухов, я Галанкин!..

Художник видит мир в образах; композитор приводит в гармонию звуки. Сколь непонятными должны казаться ощущения человека, для которого самые интересные сигналы внешнего мира — это силы, ломающие, скручивающие, гнущие толстые железные балки и листы. Это, казалось бы, бесконечно далекие Ьт повседневной жизни линии математических кривых, по которым нужно выстроить балки, чтоб они могли противостоять нагрузкам. Это силы вообще, с которыми любой материал — нефть, железо, вода, дерево — встречает попытки человека подчинить его себе. Как может обычный человек чувствовать эти сотни и тысячи пудов, даже предварительно не рассчитав их? Инженеры поражались, когда Шухов сразу называл им вес будущего покрытия, стоило только сообщить длину и ширину проектируемого цеха. Они приходили в недоумение, когда Шухов, скользя карандашиком по длинным столбцам цифр, останавливался вдруг на какой-нибудь и просил проверить. Они начинали уверять Шухова, что считали по многу раз и стоит ли делать лишнюю работу. Но, проверив, убедившись в его правоте, требовали объяснений. Как догадался, откуда известно, почему именно здесь остановился карандаш. «А он лучше нас с вами знает, где есть ошибка», — отвечал Шухов. Инженеры, смеясь, отходят. Ответ исчерпывающий. Огромный талант плюс огромный опыт — разве это не ясно и так?

Первое десятилетие XX века. По Москве, по улицам ее узким, булыжным, обвешанным пестрыми вывесками, по скверам, мимо церквей, памятников, старых средневековых стен, ходит пожилой господин, смотрит по сторонам, всем интересуется. Строят Новоспасский мост; рядом с будущим постоянным перекинут пока через реку временный, на понтонах. Движется по доскам людской поток от монастыря, чьи башни и стены возвышаются над рекой, обратно. В контору начальника заходит человек с рыжеватой бородкой и говорит.

— Инженер-механик Шухов к вашим услугам. Второй день хожу по мосту и вижу — рабочие не могут пустить локомобиль[5]. Я знаком с устройством машины. Позвольте объяснить, что надо сделать.

Он показывает механикам краны и люки, которые следует открыть; машина вздрагивает и начинает работать. Все благодарят.

— Я считаю своим долгом, — говорит Шухов, — помочь людям, которые в этом нуждаются.

— Но ведь любой механик, любой инженер спросил бы денег за консультацию.

— Мне ничего не надо, я доволен тем, что дело ваше сдвинется с мертвой точки…

Большая страна Россия. Но в самых разных ее местах, тысячами километров отделенных друг от друга, можно встретить сооружения, сделанные по проектам Шухова.

Резервуары. Около 20 тысяч штук выпустила их фирма Бари.

Перекрытия заводских цехов, железнодорожных станций, театральных залов и ресторанов — в Москве, Петербурге, Баку, Туле — до Актюбинска и Ташкента,

Портовые сооружения на Балтийском, Черном, Каспийском морях.

Трубы, водонапорные башни, маяки…

Паровые котлы.

И много-много другого, для чего обычному человеку не хватило бы всей жизни.

Тихий гений

Попадаются на его пути и те, кто, относясь к нему доброжелательно, ничего не понимают в особенности его работы. Они говорят:

— Владимир Григорьевич, вы настоящий русский Эдисон.

Они хотят польстить; но откуда им знать, что сходство между Шуховым и Эдисоном внешнее, кажущееся, вызванное лишь обилием изобретений того и другого.

Эдисон — гений конструкторской мысли, но также и неутомимого, настойчивого, всеохватывающего поиска. Он не теоретик, он практик. Он способен поставить тысячу, 10 тысяч, 100 тысяч опытов, чтобы найти одно-единственное решение. Эдисон может себе это позволить: изобретения дали ему много денег; его лаборатории обширны и богаты.

Шухов делает свои открытия «на кончике пера». Он не президент промышленных компаний и даже не акционер их. У него нет лабораторий, и проводить тысячи опытов он не может. Да это и не нужно ему. Он ищет прежде всего математические закономерности работы той машины, которую должен создать. Они подсказывают Шухову метод. А блестящий талант инженера — конструктивное выполнение найденного метода.

Нет, Шухов не Эдисон. Одинаково сложны задачи, которые стоят перед обоими, но разными путями идут они к решению.

Есть и еще разница. Эдисон для американцев — воплощение не только технического гения, но и духа предпринимательства. Он продавал газеты, а теперь миллионер — об этом знает в Америке любой мальчишка.

Шухов газетами не торговал и миллионером не стал. И рекламы его достижениям никто не делал. Он — тихий гений.

Жизнь, политика

Судя по началу, ох каким неспокойным предстоит быть новому веку! В Москве черносотенцы убивают большевика Баумана, и похороны превращаются в многочасовую демонстрацию. В декабре 1905 года вспыхивает восстание. На Пресне баррикады, целый день доносится стрельба. Пятидесятилетний человек, известнейший конструктор, главный инженер солидной фирмы по манере поведения напоминает фоторепортера. Целые дни бегает он по городу, пригибаясь, вытягиваясь, ища нужную для съемки точку. Если нужно — на дерево залезет; если нужно — на забор. Вечером приходит домой довольный. Еще один уникальный снимок…

— Угомонись, — говорит жена. — Солидный господин, а все еще ведешь себя, как мальчишка. Летом на велосипеде гоняешь, сейчас на заборы лезешь…

— Аннушка, — отвечает Владимир Григорьевич, — разве можно не запечатлеть то, что делается сейчас? Ведь это история! Когда-нибудь мои снимки помогут изучать эпоху. А что до велосипеда, так ты знаешь: я жизнь люблю. Все, чем она богата. Мчаться наперегонки, рисовать, играть на скрипке, мастерить самоделки… Я хотел бы все испытать, во всем быть искуснейшим. Восстание, что идет сейчас, движение масс — это одно из стремительнейших проявлений жизни. Я сочувствую восставшим как человек и восхищаюсь ими даже немного как художник.

Это только кажется, что Шухов мальчишка, которого задор толкает на приключения. Владимир Григорьевич — человек, много и мучительно размышляющий над тем, что происходит в стране. Проигранная война с Японией больно отозвалась в его душе. И среди московской интеллигенции, к которой принадлежит Шухов, многие сочувствуют революционерам и ненавидят царя. Друг Шухова, профессор Московского высшего технического училища Худяков выпустил книгу «Путь к Цусиме». Замысел ее прямо и откровенно выражен в предисловии: «…Раскрыть глаза русской читающей публике на деяния той замкнутой касты, содержание которой все время ложилось на бюджет России тяжелым бременем и непроизводительно отнимало народные средства от удовлетворения насущных потребностей страны, надолго обрезая главные массы ее народонаселения на безграмотность и полунищенское существование…» По просьбе Худякова Шухов написал для книги маленькую главку о соотношении между русским и японским военно-морскими флотами. И вот однажды вечером раздался звонок. Вошли жандарм и морской офицер — капитан второго ранга.