Евгений Нилов - Зелинский Страница 25

Вот еще пример. Д. И. Менделеев предложил в 1870 году конструкцию непрерывно действующего аппарата для перегонки нефти. Фирма «Нобель» использовала это изобретение, не обмолвившись об имени автора.

Инженер В. Г. Шухов в 1891 году разработал метод перегонки нефти, значительно увеличивший выход из нее бензина и керосина. Изобретение это было перехвачено в Соединенных Штатах, где нашло широкое применение, и через несколько лет вернулось в Россию под названием крекинг-процесса.

Интересно, что через много лет в Америке две конкурирующие фирмы Кросса и Даббса вели судебный процесс об авторстве на это изобретение. На суде адвокат фирмы Даббса, увидев, что его патроны проигрывают дело, заявил, что изобретателем метода является русский инженер Шухов. Действительно, когда американцы обратились к Шухову, он предъявил документы, что запатентовал метод за 30 лет до их тяжбы.

Инженер А. А. Летний, работавший над вопросами глубокой переработки нефти, впервые провел процесс крекинга нефтяных остатков еще в 1877 году. Он же предложил первым и процесс, получивший за границей название «пиролиз».

Исследование процесса пиролиза (пирогенетической переработки) проводилось также в 1881 году Юлией Владиславной Лермонтовой в лаборатории Марковникова. Лермонтова была первая женщина-химик, успешно проводившая научную работу в Московском университете. Знаменитый математик Софья Ковалевская писала о ней своей двоюродной сестре Аделунг:

«В настоящее время моя подруга Юлия Лермонтова занята серьезной работой по химии. Она ее уже почти закончила, и результаты ее должны найти себе весьма важное техническое применение».

Дальнейшим развитием метода пирогенетической переработки нефти было предложение инженера Никифорова, сконструировавшего специальный аппарат. Детальное изучение происходившего в этом аппарате процесса было проведено Зелинским и Никифоровым в лаборатории Московского университета.

В один из осенних дней в кабинете Зелинского сидел, сутулясь, невысокий, немолодой уже человек, несколько небрежно одетый. На столе было расставлено множество всевозможных банок и склянок. Склянки эти резко отличались друг от друга. Справа, ближе к профессору, расположены были аккуратные, стандартного размера банки, на этикетках которых стояли химические формулы, — это явно были образцы из коллекций Николая Дмитриевича. Налево громоздились какие-то совершенно невероятной формы флаконы не то от духов, не то из-под горчицы и хрена. На них вкривь и вкось небрежным почерком были начертаны какие-то иероглифы.

Оба собеседника, увлеченные разговором, не сразу обратили внимание на вошедшего лаборанта Каширина.

— Вот, Николай Дмитриевич, я нашел, наконец, ту работу Летнего, о которой вы говорили, — сказал Каширин.

— Исследование продуктов нефтяного газа? — обрадовался Зелинский. — Да вы просто кудесник! Как это вы догадались, что нам именно сейчас она нужна? Вот знакомьтесь: это инженер Никифоров. Он как раз работает над теми же вопросами, которыми мы интересуемся.

Инженер Никифоров привстал, угрюмо кивнул и сунул Каширину перепачканную чем-то черным и липким руку.

— Вот видите, — обращаясь к Никифорову, сказал Николай Дмитриевич, — это работа Летнего еще 1877 года. Я сразу заинтересовался ею и решил повторить его опыты. А вот господин Никифоров, — повернулся Николай Дмитриевич снова к Каширину, — работал на заводе Рагозина, помните, который выставлял на Нижегородской выставке 1885 года продукты из нефти своего производства. Инженер Никифоров давно уже работает над усовершенствованием метода ароматизации нефти. Он сконструировал реторту, в которой, считает, за счет повышенного давления удастся получить значительно большие выходы ароматики.

Николай Дмитриевич взял в руки чертеж, лежавший на столе, и какой-то документ с многочисленными печатями.

— Вот даже и патент на нее получен, а добиться, чтоб ее построили, никак не может.

Никифоров мрачно усмехнулся:

— Не верят, понимаете, толстосумы, что из этого можно деньги делать. Ну, а кроме денег, чем их заинтересуешь? И ведь дело-то верное! Моя реторта даст возможность поднять давление, а это увеличит выход: я проверял, когда работал у Рагозина, да вот и образцы вы видели, — добавил он, указывая на громоздившиеся склянки.

— Все это очень, очень интересно. Если вы хотите, мы попробуем вместе с вами воспроизвести принцип вашей реторты в модели и проанализируем все полученные продукты. А там посмотрим: может быть, и на ваших недругов-толстосумов удастся воздействовать.

Каширин думал было уйти, но Николай Дмитриевич задержал его, сказав:

— Вот, друг мой, беритесь-ка за эту работу, проведите испытания.

Через несколько дней в подвале, где велись исследовательские работы, на столе появился новый аппарат. Каширин и Никифоров долго возились, собирая его, прилаживая разные части, подгоняя детали.

Все полученные от переработки продукты были тщательно учтены, исследованы и охарактеризованы. Инженер Никифоров впервые попал в атмосферу настоящей научной работы. Это совсем не было похоже на те школярские упражнения, что проделывал он при обучении в инженерном училище, и так же мало похоже на кустарные опыты, которые удалось ему организовать самому на заводе. Здесь все было продумано, проанализировано, из всего сделаны глубоко обоснованные, точные выводы. Он как-то невольно подтянулся, стал более четким, собранным, даже и внешне более аккуратным.

Николай Дмитриевич приходил, как всегда, в те моменты, когда производились самые трудные и интересные разделы работы. Он сам принял участие в испытаниях. Результаты соответствовали ожиданиям: из нефти, которая при первоначальном анализе показала содержание лишь незначительного количества ароматических углеводородов, удалось выделить до 65 процентов бензола и до 29 процентов толуола — наиболее ценных продуктов ароматики.

Через несколько дней после проведения решающих испытаний Николай Дмитриевич пригласил Никифорова к себе в кабинет. Там инженер застал высокого худого молодого человека в элегантном сером костюме. Николай Дмитриевич как-то невнятно произнес его фамилию и вовсе не упомянул о роде его занятий. Однако из всего последующего разговора Никифоров сделал вывод, что это человек, хорошо знающий химию, скорее всего ученый.

Разговор перешел на промышленность, и Никифоров, конечно, не удержался, чтобы не начать обычные свои нападки на «толстопузых толстосумов», которые не интересуются наукой и не хотят поднимать производство.

Николай Дмитриевич, слушая его, только посмеивался, а затем сказал: