Дмитрий Соколов-Митрич - Яндекс.Книга Страница 25

Всеми правдами и неправдами к 1990 году наличные деньги наводнили страну. Ситуацию усугубил работающий на полную мощность печатный станок. Погибающей экономике было нечем обеспечить такую денежную массу. Министерство финансов под руководством Валентина Павлова, которого потом вся страна дружно ненавидела еще лет десять, решилось на отчаянный шаг: под предлогом борьбы с фальшивомонетничеством была объявлена трехдневная процедура обмена пятидесяти- и сторублевых купюр («павловская реформа»). Сумма ограничивалась тысячей рублей на человека, но даже эти деньги получить было нереально: сберкассы просто не справлялись с потоком людей. Фактически это была всесоюзная конфискация денежных сбережений. Кому не удалось обменять свои деньги, умирали от инфарктов, вешались, а кто покрепче — с отчаянным весельем обклеивали ими стены туалетов и коридоров. Таким образом правительство вывело из обращения 14 миллиардов рублей. Но это не спасло положение. Отношение денежной массы к товарной к концу 1991 года снова достигло трехкратного уровня, дефицит элементарных товаров потребления достиг таких масштабов, что даже карточная система не спасала. В итоге с наступлением 1992 года великая стена между налом и безналом рухнула окончательно. Деньги уравнялись, цены были отпущены в свободное плавание, экономика заработала по законам экономики, а не политики. Первыми результатами «шоковой терапии» стали галопирующая инфляция (2600 процентов по результатам 1992 года), огромный дефицит госбюджета и паралич производства. Предприятия оказались без оборотных средств. Впереди было почти целое десятилетие бартерной экономики: я тебе ГСМ для твоей сельхозтехники, ты мне — картошку для моих рабочих. О покупке какой-то там поисковой программы по какому-то там Международному классификатору изобретений теперь можно было вести речь только в жанре анекдота. Для «Аркадии» начались трудные времена.

Что такое точка бифуркации?

Если говорить красиво, это шар на вершине горы. Куда он покатится через секунду, не знает никто. Если говорить шершавым языком науки, точка бифуркации — это критическое состояние системы, при котором она становится неустойчивой относительно случайных колебаний. В этот момент возникает несколько вариантов дальнейшего развития, но какой именно восторжествует, предсказать невозможно. Станет ли состояние системы хаотичным или она перейдет на новый, более высокий уровень упорядоченности?

После всеобщего обвала «Аркадия», конечно, перестала всерьез зарабатывать, но все равно было понятно, что поиск — это та услуга, которая рано или поздно будет востребована. Поэтому было решено посадить «Аркадию» на шею CompTek, сделав ее одним из подразделений более сильного бизнеса. Но время шло, а многочисленные попытки возобновить продажи ни к чему не приводили, технари приуныли, суббота затянулась, понедельник все никак не наступал. Не выдержал даже Сегалович: в очередной раз засобирался в эмиграцию.

— Я помню 1992 год, первая выставка «Информатика-92», мы потратили на подготовку к ней последние деньги, заработанные еще в конце 91-го в Минске, — рассказывает Илья. — Притащили туда большой компьютер, такой куб, юниксная система. И я ходил по этой выставке, набирался пессимизма. Там все время играла музыка только что умершего Фредди Меркьюри, Show Must Go On, как сейчас помню. Запомнилось это ощущение: холодно, пусто, вот эта музыка и все такие печальные, потому что любили Queen… Нам нужно было наконец делать какой-то новый поисковый продукт, а как его делать — непонятно. Команда практически разошлась, я остался чуть ли не в полном одиночестве. А тут еще наступил 1993 год, опять начались всякие политические пертурбации.

Надо ли цепляться за власть?

Весной 1993-го Илья Сегалович снова стал свидетелем исторических событий. Только на этот раз впечатления от них были совсем другого свойства.

Весна того года была богата на митинги, столкновения с ОМОНом стали будничным явлением. Правда, чаще всего милиция вела себя по-вегетариански и не оказывала протестующим никакого сопротивления. Такое поведение стражей порядка подстегивало политические аппетиты оппозиции. Рано или поздно это должно было закончиться кровью. Первого мая на Октябрьской площади был запланирован многочисленный митинг с последующим шествием. Инициаторами выступили сразу три политические организации — КПРФ, Фронт национального спасения и «Трудовая Россия». Власти согласовали маршрут шествия лишь до Крымского Вала, но организаторы решили, что для такого количества народа этого будет мало, и двинули колонны по Ленинскому проспекту в сторону смотровой площадки на Воробьевых горах. Первый кордон милиции был смят, у бойцов ОМОНа толпа отбирала дубинки и щиты. Решительное сражение произошло в 11:45 у следующего кордона, расположенного прямо под окнами «хорошей квартиры». Омоновцы перешли в контрнаступление. В них полетели камни. Жестокие избиения, по свидетельству очевидцев, последовали с обеих сторон. Вспыхнули две грузовые машины. Милиция применила против толпы водометы. В результате столкновений порядка 70 человек получили ранения различной степени тяжести. 25-летний боец ОМОНа Владимир Толокнеев попал в реанимацию и через четыре дня скончался.

— Это была первая кровь после августа 1991 года. Эти люди свергали Ельцина, а убили милиционера. А я это все наблюдал, потому что в тот день чуть-чуть опоздал на работу, на пятнадцать минут, милиция меня не пускала к подъезду, я стоял и смотрел на эту бойню.

— А осенью 1993-го вы тоже пошли на митинг?

— Да, ходил. Но это уже было не то. Это было неприятно. В этом противостоянии уже не было понятно, на чьей стороне правда. Сначала одни погромили телецентр, потом другие стреляли по Белому дому, какие-то снайперы людей реально убивали. У меня не было симпатий к команде Руцкого, но в то же время мне не нравился президентский указ об особом порядке управления. Может быть, все-таки надо было, чтобы Ельцин тогда законно сдал свой пост и заложил бы традицию бескровной смены власти. Не надо было так за нее цепляться. Он просто породил вот эту неправильную парадигму, что нужно цепляться… То, что мы сейчас наблюдаем, это следствие тех событий.

Кто из нас сошел с ума?

Наконец стало ясно, что дальше так жить невозможно. Надо было либо закрывать проект, либо браться за него по-настоящему. Волож запросто мог скинуть «Аркадию» как ненужный груз. Это был бы поступок по всем правилам эпохи: пусть выживает сильнейший. Но он не только не закрыл убыточную фирму, а наоборот — поднял сотрудникам зарплаты, взял на работу еще одного человека, переселил всех в новый офис на улице Губкина и запустил проект «Цифровая Библия».