Елена Полякова - Театр Сулержицкого: Этика. Эстетика. Режиссура Страница 25

Родился ребенок в Вильно — Сулерам разрешено туда перебраться. К родне Ольги Ивановны, к врачебной помощи, к театрам, концертам, к согласному перезвону православных церквей и католических костелов. Эти звоны Сулержицкие воспринимают как музыканты, но не как верующие. Ребенка не собираются крестить ни в костеле, ни в православном соборе, хотя там служит прославленный истинной верой и творимым добром, дивным голосом и не менее дивным чувством юмора отец Иоанн Шверубович. Летом 1903-го поляк по национальности, католик по вероисповеданию Леопольд Сулержицкий об этом не думает. Зато торжественно напоминает Сергею Львовичу Толстому о шуточном пари: если будет мальчик — Сулер выигрывает. И получает от проигравшего последние сочинения Льва Николаевича:

«Что ж, Сергуня! Проиграли вы пари: мальчишка, господин Дмитрий Леопольдович Сулер и даже — жицкий № 2-й появился на свет 8-го июля в одиннадцать часов ночи.

Со скандалом! Не хотел никак выходить, и лишь щипцами его вытянули. Должно быть умный малый будет, если еще в утробе матери отказывается от удовольствия, называемого жизнью. Большой, подвижный и в то же время спокойный. Я сам его пеленаю и купаю, и не думаем нанимать няньки… Сулер № 1-й».

Тут же получает письмо из Ялты:

«… Поздравляю Вас с младенцем. Стало быть, Вы теперь уже папаша.

Часто вспоминаем и говорим о Вас, чаще, чем Вы думаете…

Ну, да хранит Вас Господь…

Чехову не стать папашей: Ольга Леонардовна тяжело болела прошлым летом; детей у Чеховых не будет. Через несколько месяцев можно будет поздравить Бонч-Бруевичей. Родилась у них Леночка, ожидаемая с великой радостью. Не просто любимая отцом и матерью, но любимая и любящая благоговейно.

Владимир Дмитриевич, вовсе этого не желая, стал соперником Сулера на литературном поприще. В пяти номерах журнала «Образование» печатаются очерки Бонч-Бруевича «Духоборы в канадских прериях», сочетающие солидность исторического анализа с живописностью изложения. С цифрами статистики, с рассмотрением сектантства с позиций материализма, марксизма, потому что супруги Бончи привержены ученью, личности, воле своего друга, с которым, помните? — по семейной легенде, Сулер полемизировал в Швейцарии.

Сейчас Сулеру ход в Швейцарию закрыт. Он должен благодарить жандармское управление за освобождение, за возможность отъезда из Вильно. Даже надзор сняли! Можно продолжать записки матроса. Начать «Дневник непоседливого человека» — по совету Горького. Можно приобрести участок земли, на нем растить сына. Но снова Сулеру предстоит путь на Восток. В военном эшелоне.

В начале 1904-го Максимыч зло наблюдает манифестацию на петербургской Дворцовой площади. С пением гимна, с восторгом ораторов, провозглашающих скорую полную победу над японцами, осмелившимися встать против Великой России на Тихом океане. Патриотические тирады, правда, быстро становятся предметом пародий, заодно пародируются давние русские чаяния народовольцев.

В «Климе Самгине» Горький вспомнит некий литературный вечер. Хор пародирует «стихи старого народника». В молодежном хоре «особенно старался тенористый, маленький, но крепкий человек в синей фуфайке матроса и с курчавой бородкой на веселом, очень милом лице. Его тонкий голосок, почти фальцет, был неистощим, пел он на терцию выше хора и так комически жалобно произносил радикальные слова, что и публика, и некоторые из хористов начали смеяться».

Маленький крепкий человек переживает начало войны — как Чеховы, как Пешковы. Болея за солдат и офицеров, которые тянутся на фронт в переполненных эшелонах, за эскадру, отходящую с Балтики в томительно-долгий путь вокруг Европы, в щель — пролив Гибралтар, в проложенный людьми между материками Суэцкий канал, в веющие жаром просторы Индийского океана. Чехову и Сулеру знакома эта водная дорога к Сахалину-Японии, от Сахалина-Японии.

Летом 1904 года раскаляются железнодорожные вагоны, палубы броненосцев и транспортов, идущих с Балтики в Японию. В иных морях все спокойно, поэтому Антон Павлович наводит справки о рейсах по Средиземному морю, куда хотел бы перебраться из немецкого Баденвейлера, где мечтает излечиться от своей чахотки. Жара 1904 года охватила всю Европу, Киев, Москву, где все газеты печатают внезапную траурную телеграмму — в ночь на второе июля в Баденвейлере скончался Антон Павлович Чехов.

Сулер продолжает переписку с Марией Павловной, живущей с матерью в осиротевшей алупкинской даче. Продолжает дружбу с Ольгой Леонардовной. Сулера опять призывают на военную службу. И на этот раз он отказывается брать оружие в руки. Но от службы санитарной не отрекается, трусом он не был никогда — и от общей страды не укрылся где-нибудь в штабе, в интендантстве. Едет на фронт. Санитаром. Тем более что опыт есть. Три недели тянется его поезд на Восток через Россию в Харбин. В чемодане записные книжки. Записи в них наблюдательно точны, как всегда.

Из них образуются не корреспонденции, появляющиеся в газетах-журналах сразу по мере поступления. Можно сказать — очерк или повесть. Повесть не о себе. «Я» для автора — второстепенно. Не я — они. Увиденные, услышанные. Соседи по вагону, по поезду, идущему или надолго застрявшему на стоянке, на вокзале. Фиксируется не психология одного человека, но людей, сбитых в стадо, направленное на бойню. Стадо солдатское направляют офицеры, фельдфебели, а также начальники станций, машинисты; над ними — совсем уж главные направляющие. Подневольны все. И нет общего чувства справедливости дела, защиты. Музыкантские команды играют марши, солдаты запевают то солдатские песни, то свои орловские, пензенские плясовые.

Об этом и ведет свои записи военврач Вересаев; об этом — записки санитара Сулержицкого, изданные в горьковском сборнике «Знание». Единственная законченная повесть Сулержицкого под коротким названием «Путь».

«Путь» не только можно, должно перепечатывать в антологиях, в сборниках повестей или очерков, посвященных русско-японской войне, ее давним истокам и далеко идущим последствиям. Вот на книжной полке рядом — «Цусима» Новикова-Прибоя, моряка, ставшего писателем, «Порт-Артур», объемистый роман Н. Степанова, превращенный позднее Малым театром в спектакль, исполненный не пафоса военно-батальной композиции, но памяти истинных подвигов. Небольшой рассказ Куприна «Штабс-капитан Рыбников», сочетающий четкость словесного рисунка и тайну, стихи Щепкиной-Куперник «От павших твердынь Порт-Артура». И над всем царит вальс «На сопках Маньчжурии воины спят…»

Путь Сулера направлен к этим сопкам. Путь санитара, едущего помогать, лечить. Навстречу идут санитарные поезда. В окнах — забинтованные, загипсованные, с костылями раненые. Сидят в тамбурах, смотрят в окна. Один вагон шумно-веселый: там едут сошедшие с ума.