Сборник - «Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка Страница 26

Лейтенант Титов послан был с Спалатро на корвете под мирным флагом для размена пленных. Кинув якорь на рейде, поехал сам на шлюпке с бумагами к французскому коменданту, который принял его учтиво и даже пригласил к обеду. Но нельзя представить себе удивления Титова, когда после обеда генерал приказал ему повелительным образом ввести корвет в гавань. Титов представляет генералу, что и с рейда весьма удобно перевозить пленных. Дерзкий бонапартист заставляет Титова писать приказание оставленному за него командиру на судне, чтоб ввести его в пристань. Он повинуется, но пишет, что повелевает честь, совесть и служба. Комендант вырывает у него шпагу, велит заключить в тюрьму и грозит, что расстреляет немедленно. Между тем приверженные нам жители дали знать о том на корвет. Мичман Н. в негодовании на подлость бонапартова генерала тотчас же пишет к нему, что «если капитан его не будет через полчаса возвращен, то он сожжет все суда в гавани и будет все жечь и истреблять, а если он лишится жизни, то повесит на глазах всего города на реях 10 французских офицеров, находящихся на корвете». С этой запиской отправляет он одного из французских офицеров, который через несколько минут возвратился с Титовым.

(Воспоминания на флоте Павла Свиньина, т.1, с. 210–220)

Историческая справка. Кампания русской эскадры под командованием Д.Н. Сенявина в Ионическом архипелаге испытывала сильную зависимость от политической конъюнктуры того бурного времени. 1

После разрыва отношений между Россией и Османской империей (Русско-турецкая война (1806–1812) и началом военных действий, оставив часть сил для защиты Корфу, в феврале 1807 г. адмирал повел эскадру в Эгейское море и в марте блокировал Дарданеллы… 10 марта захватил остров Тенедос. 10–11 мая нанес поражение турецкому флоту в Дарданелльском, а 19 июня в Афонском сражениях, несмотря на численный перевес противника; успешно применил сосредоточение двойного превосходства сил против турецких флагманов. Попытки турок прорвать блокаду Стамбула были сорваны, и русский флот установил контроль над Эгейским морем.

Согласно тяжелым для русских интересов условиям Тильзитского мира 25 июня 1807 г. Д.Н. Сенявин передал Франции бухту Каттаро на Адриатическом море, Ионические острова и в сентябре отплыл на родину.

14 [апреля 1807 года]

Празднование сегодняшнего великого дня – Светлого Воскресения – на корабле имеет необыкновенную привлекательность и величие; кажется, сам восторг чувствительнее, умиление трогательнее. Ночь была тихая, но чрезвычайно темная, а от того освещение флота, который в полночь вдруг украсился разноцветными блестящими фонарями, представило очаровательную картину: огни отражались метеорами на дне морском или рассыпались в бесчисленных искрах по мелким струям волн. Пушка с адмиральского корабля возвестила начало ночного бдения на флоте. Средняя палуба очищена для молящихся, что составило обширную залу; семьсот человек с зажженными свечами в руках в молчании ожидали чего-то радостного, необыкновенного; слышится гармония, носящаяся поверху, сердце трепещет, звуки приближаются, становятся явственнее; наконец священник, окруженный поющим синклитом, и с крестом в руках нисходит с лестницы[142], как вестник Неба, и одним словом: «Христос воскресе!» вливает райское веселие в душу каждого – тысячи голосов повторяют небесную истину; гром пушек возвещает ликование православных! Лобызания искренние, братские не переставали весь день; друзья и неприятели обнимались, радовались вместе; шлюпки, катера разъезжали беспрестанно от одного корабля к другому; прекрасная погода содействовала, кажется, общему веселью.

22 [апреля]

Между тем на палубе составляются различные хоры русских певцов – солдаты спорят с матросами в искусстве и превосходстве голосов. Я всегда любил русские песни, но нигде, может быть, они не поются так хорошо, как на флоте и нигде не производят такого впечатления… Когда в полночь все успокоится на корабле, когда покажется из-за облаков уголок бледной луны, я люблю выйти на ют и, прислонясь к бизань-мачте, слушать тихую гармонию русских песен – напев их поселяет в мою душу какую-то тихую меланхолию, родит мечты об Отчизне, производит в сердце некий приятный трепет, робость одиночества. В тихие ночи нередко очаровательная гармония прилетает по дуновению ветра с ближайших кораблей и оттого бывает еще трогательнее.

5 [мая]

[Корабль] «Мощный», стоявший у пролива на карауле, дал знать на рассвете сигналом, что турецкий флот выходит из Дарданелл. В 7 % часов ясно показались 8 кораблей, в том числе трехпалубный под флагом капитан-паши, два 80-пушечных под флагами капитан-бея и патрон-бея, шесть фрегатов, три корвета, два брига и до 30 лансонов[143] и канонерских лодок. «Мощный» тотчас снялся с якоря и, лавируя отменно искусно, старался выманить неприятеля. Сенявин, будучи уверен, что турки не в состоянии овладеть легко крепостью на острове Тенедос[144], если он удалится на несколько дней от нее; здесь же оставаться с эскадрой было неудобно, ибо неприятель, атаковав нас с помощью гребной флотилии и пустив брандеры, мог бы повредить чувствительно вооружение кораблей наших.

Обойдя Тенедос по Z сторону, мы направили путь на остр. Имбро. Сенявин имел в предмет и то, чтоб дать неприятелю более способа устремиться на Тенедос и тем самым отвести его далее от пролива. Притом, если северный ветер подует сутки постоянно, чего ожидать должно по настоящему времени, то выйдем мы на ветер у неприятеля, отрежем его от Дарданелл и атакуем.

10 [мая]

В отсутствие наше турки 8 числа делали высадку на Тенедос более чем на 50 лодках, но были встречены нашим гарнизоном столь мужественно и заблаговременно, что должны были отступить, потеряв на месте более 300 человек убитыми.

(3 часа пополудни) Слава Богу! Сделался легонький ветерок от Z, который, казалось, будет раздуваться. Адмирал приказал всему флоту сняться. По мере приближения нашего к неприятелю радость на корабле увеличивалась: надежды, лестные надежды волновали душу и сердце каждого – никто и не думал о смерти, взоры всех были устремлены на колдуна[145] и перемены его мы страшились более всех предстоящих опасностей битвы. Но турки едва завидели нас под парусами, как поспешно снялись с якоря и кинулись бежать в Дарданеллы. К большому несчастью, ветер стихал, и в утешение наше оставалось одно упование, что при таком слабом ветре течение не допустит их войти в пролив, и мы поколотим их и зададим страх. Адмирал приказал, несмотря на расстройство линии, гнаться за ним; «Селафаилу» идти передовым, а всем другим стараться войти в кильватер «Твердого». Мы летели на всех парусах, палили с обоих бортов, но Сенявин искал гордого противника – мощного капитан-пашу, который бежал пуще всех. Наконец, в тумане показался кровавый флаг Али – с быстротой орла Сенявин направил на него свой полет и, поравнявшись, дал целым бортом залп. Онемение на несколько минут неприятеля показало, сколь разрушителен был удар этот. Но, увидев близ себя крепости (дарданелльские. – сост.), «Твердый» должен был обернуться и дать место «Селафаилу». Теснота места не позволила эскадре нашей, как хотелось адмиралу, поставить неприятеля в два огня, а могли только провожать ее вплоть до крепостей. Возвращаясь, мимоходом дали мы еще жестокий залп в корму 100-пушечного корабля и занимали долго сильным огнем другой 80-пушечный. Дарданеллы были в пламени. С одной стороны «Ретвизан» и «Мощный» преграждали путь турецкому вице-адмиралу, который, спеша к своей крепости, едва отпаливался[146]; с другой, «Сильный», как лев, терзал патрон-бея. В 10 часов умолк последний гул, четыре часа потрясавший воздух – настала совершенная, мертвая тишина.

13 [мая]

Еще по эту пору во множестве всплывают тела турецкие; должно полагать, что они потерпели в сем сражении большой урон в людях; у нас же на эскадре оказалось убитыми 26 человек и 50 раненых. Повреждения наши столь незначущи, что исправлены были на другой же день.

20 [мая]

Ужасы морского сражения ни с чем не сравнимы: кроме неприятеля смерть грозит отовсюду и малейшее приключение может остановить самое блистательное действие корабля. Так, например, на «Ретвизане» в самом пылу сражения разорвало на верхнем деке пушку и ранило 12 человек; сверх того произвело такое смущение на корабле, что храбрый адмирал Грейг должен был переменить некоторые счастливые движения[147].

23 [мая]

Капитан-паша повесил за неудачу сражения вице-адмирала, пашу дарданелльской крепости и двух капитанов.

29 [мая]

Как мы начали ощущать недостаток в свежей провизии, то адмирал отправил Грейга с тремя кораблями для взятия о. Лемноса, изобилующего скотом и разными овощами.