Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости Страница 26

За многочасовым обедом, перешедшим в ужин, в мой адрес было сказано много добрых слов. Особенно душевно они угощали богатой и вкусной пищей и не менее вкусным домашним пивом.

Но постепенно, по мере наступления темноты и влияния хмельного пива, в разговоре стали появляться сначала осторожные, даже извинительные, нотки, но час от часа они обострялись.

Хозяева целенаправленно вели разговор о том, что их волновало больше всего: «угроза отнятия» у них земли и «насильственного сгона в колхоз».

Создание колхозов, как я не раз убеждался, было главным раздражителем для литовцев, большинство из которых так или иначе было связано со своей землей, со своим хутором. Как ни старался тактично и уважительно разубедить их в отсутствии какой-либо опасности для них в случае создания колхозов, сколько ни повторял преимущества коллективного хозяйства, – «оппоненты» не только не воспринимали мои аргументы и факты, но даже слушать их не хотели.

Как говорится в таких случаях, «дело пахло керосином». Всякое могло случиться в любой момент. Стал думать: как благополучно выбраться из далеко не гостеприимного дома. По накалу страстей почувствовал, что по-доброму спор может не кончиться. Все мои попытки успокоить разгорячённых хозяев не удались. Их агрессивность становилась всё более вызывающей и даже угрожающей.

Тогда примирительно попросил: «Давайте сделаем перерыв, проветримся, подышим свежим воздухом, да и поостынем малость». Со мной согласились. И я спешно вышел во двор.

Хозяева не торопились выходить, замешкались в доме. А когда они вышли на крыльцо, я был уже примерно в двухстах шагах от их подворья и быстро уходил в сторону железнодорожного полустанка. В полуночной степной тишине и темноте донёсся крик разгневанных хозяев: «Где ты?! Сколько можно ждать?!» И вслед – крутые ругательства.

За полчаса добрался до полустанка. И вскоре первым остановившимся товарняком уехал в Кедайняй…

Я далёк от огульного обвинения литовцев во враждебном отношении к советским людям. Но тогда, в тех условиях, о которых пишу, надо было быть всегда начеку.

Не стану больше описывать факты такого рода. Расскажу ещё лишь об одном.

…Жил я в служебном жилье почти в центре Кедайняя. В одноэтажном домике были выгорожены квартиры. В каждую имелся отдельный вход. Двери, ранее соединявшие комнаты, были забиты.

В соседней квартире, за заколоченной дверью жили два офицера военкомата. Однажды вечером, вернувшись со службы, взялся за «Краткий курс истории ВКП(б)». В порядке самообразования. Сел за стол, приставленный к окну, спиной к противоположной забитой двери. Оттуда доносился громкий разговор. Слышались вперемежку мужские и женские голоса. Застолье набирало обороты. Где-то после десяти вечера захмелевшие соседи и их гости разгулялись сверх всякой нормы. Общий хохот и девичий визг сотрясали наш обычно тихий домик. Я терпеливо сносил всё это до тех пор, пока ко мне донеслись слова о том, что офицеры передали свои пистолеты разохотившимся девицам и стали обучать их как ими пользоваться.

Так продолжалось минут десять. Затем, в одно мгновенье, произошёл оглушительный взрыв. Что произошло, – понять не мог. Машинально выключил настольную лампу и свалился на стоявшую рядом кушетку.

А за дверью, после минутного оцепенения, раздались девичьи «ахи» и крутой мужской «мат» опешивших от неожиданности офицеров. Очень скоро всё это стихло, и по хлопнувшей двери можно было понять, что «возмутители спокойствия» вышли на улицу.

Естественно, в ту ночь уснуть не смог: пытался определить, что же произошло.

Когда рассвет озарил комнату, я увидел мрачную картину. Стопка тарелок, стоявшая на столе у забитой двери, была превращена в разнокалиберные осколки, разбросанные вокруг. Верхняя доска стола и клеёнка, покрывавшая его, были изранены: пуля чиркнула о поверхность стола как раз под стопкой посуды. Отсюда такой сильный взрыв.

Пуля изменила траекторию, прошла сквозь внутреннюю оконную раму и застряла во второй, внешней, раме. В каких-то миллиметрах от моей головы. Чудо спасло меня от непоправимой беды. Нелепый случай (?), едва не стоивший мне жизни. Пулю эту я без труда извлёк из оконной рамы и несколько лет хранил…

Утром рассказал военкому о полуночном происшествии. Он оперативно провёл расследование и установил личности незадачливых барышень. Они оказались дочерьми местного священника.

Примерно год спустя, я узнал, что «поповны» входили в антисоветскую группу и были связаны с «лесными братьями».

…Вскоре после начала моей работы в 5-й дистанции пути и строительства я был избран секретарём комсомольской организации. Она объединяла полтора-два десятка комсомольцев всей дистанции. Её ядро составляли молодые специалисты, прикомандированные из различных железных дорог. Основное содержание деятельности комсомольской организации составляло участие в восстановлении Советской власти и преодоление послевоенной разрухи. И, конечно, политическая работа в коллективе дистанции о сущности и ценностях социализма, советском образе жизни, нравственном компасе советских людей.

Не только коммунистам и комсомольцам, партийным и комсомольским активистам, но и каждому советскому человеку, оказавшемуся здесь, постоянно угрожала опасность. И не всем удалось её избежать.

…Алексей Волгин. Рассказать о нём, о его трагической судьбе – мой святой долг. Познакомился я с ним на одном из производственных совещаний, регулярно проводившихся руководством дистанции. Несколько раз встречались на комсомольских собраниях. Двадцатилетний юноша, с красивой внешностью, богатырским телосложением и душевной щедростью. Таким Алексей навсегда остался в моей памяти. Знаю, что он окончил железнодорожное училище. Ко времени приезда в Кедайняй уже имел профессиональный опыт. Был назначен мастером одного из участков (околотков) пути Кедайняйской дистанции, центром которого была станция Жеймы. Здесь, в железнодорожной будке, Алексей и жил вдвоём с такой же юной женой Аней Зябкиной-Волгиной. Это была очень красивая и жизнерадостная пара, устремлённая в будущее. И оно наверняка было бы у них счастливым, не случись нежданная, непоправимая беда.

Осенним днём 1945 года я возвращался из Каунаса, куда выезжал по кадровым вопросам. Ездил с документами рабочих и служащих дистанции, о которых, в соответствующих службах, возникла обеспокоенность относительно их благонадежности; другими словами, они были замечены в связях с «лесными братьями».

Из Каунаса позвонил в Жеймы Алексею и сообщил, каким поездом, в каком вагоне и в какие часы буду проезжать. Условились обязательно встретиться, обменяться мнениями по некоторым вопросам, волновавшим нас обоих.

Поезд прибыл в Жеймы к вечеру, перед заходом солнца. Выйдя из вагона, я сразу увидел на полупустом перроне Алексея. Полчаса мы провели вместе в обоюдоважном разговоре. Алексей настоятельно приглашал меня остаться у него ночевать, продолжить беседу по душам. Я уже был готов согласиться, тем более что по телефону из Каунаса обещал погостить у него. Но в самый последний момент, когда до отправления поезда оставалось три-пять минут, решительно сказал, что не могу остаться, поскольку у меня на руках личные дела десятков работников дистанции. Мало ли что может случиться. Мы по-братски обнялись на прощанье; из окна поезда я ещё две-три минуты видел Алексея, идущего по перрону.

Ничто не предвещало беды. И разве мог я подумать, что вижусь с ним в последний раз. Рано утром мне позвонил начальник отдела кадров дистанции и сообщил, что ночью Алексей погиб. Попросил подъехать на работу, решить вопросы, связанные с организацией похорон.

Страшная новость. Не хотелось верить, что такое могло случиться. В тот же день обстоятельства гибели Алексея и весь ужас происшедшего прояснились настолько, насколько это возможно.

…Где-то уже за полночь банда, численностью более двадцати человек, окружила железнодорожную будку, в которой жили Алексей и Аня. Начали стучать в двери и окна с требованием впустить. Алексей почувствовал неладное и не стал вступать ни в какие разговоры. После двух-трёх предупреждений бандиты начали штурм домика. Сделали предупредительные выстрелы, а затем перешли к погромным действиям.

Понимая трагизм своего положения, Алексей уговорил Аню попытаться выскочить через окно в тыльной стороне здания и бежать в волостной совет, находившийся в Жеймах, за помощью. Там было подразделение истребительного батальона.

Пока бандиты ломились в дверь и окна с лицевой и боковых сторон, Алексей осторожно открыл окно и вытолкнул Аню в темень ночи. А сам попытался найти безопасное место, чтобы укрыться от пуль. Погромщики быстро справились с оконными ставнями и стёклами, но не решились лезть, зная, что Алексей небезоружный. К тому же они могли иметь информацию о том, что и я остался у Алексея на ночлег. А я был неразлучен с автоматом. Всё это предположительно. Но предположение вполне обоснованное.