Андрей Тарковский - Мартиролог. Дневники Страница 26

В Швеции вышел на экраны «Рублев». По словам Биби Андерсон, Бергман назвал «Рублева» лучшим фильмом из тех, которые он видел в своей жизни.

В Лондоне с большим успехом идет «Солярис».

В связи со стрельбой в Буэнос-Айресе, поездка в Аргентину откладывается на неделю. Для меня это значит, что я вообще туда не поеду.

Хочу поставить Томаса Манна. Предложить западным немцам на фестивале. Совместная постановка — плохо, опять не будет денег. «Волшебная гора» — перечесть.

Звонил Хамраев из Ташкента. Надо написать ему сценарий с Сашей — 2 серии. Т[ак] н[азываемый] вестерн.

9-го, в понедельник, был у Павлёнка. Неприятный, грубый и темный человек. Наорал на Эрика М[арковича] и Хамраева. Пытался забить между нами клин. Им вместе с Ермашом (вернее, Ермашу) было внушение. В результате, что стало известно вчера, — нам дали деньги, 622 тыс. рублей, и пленку — 7500 метров «Кодака». Это значит, что мы сможем снимать по три дубля. Еще надо получить 3000 метров 4Х («Кодака») от Коноплева.

Намечается постановка «Доктора Фаустуса» у немцев в ФРГ. 6 июня 1975 года — 100 лет со дня рождения Томаса Манна. На днях у меня будет встреча с немцами. Все надо делать скоро, ибо меньше чем через два года — юбилей.

После большого перерыва:

Вернулись неделю назад из Тучкова. Сняли летнюю натуру. С Гошей работать очень трудно — он груб с людьми. Шведов, его ассистент, ушел из группы. Материал хороший пока. Приходится многое менять в сценарии, будет гораздо лучше.

С ФРГ все заглохло сначала; сейчас я действую через иные каналы, и говорят, что не тщетно. Посмотрим.

Отдал половину долга Алеше Артемьеву, 1500 рублей.

За это время — после возвращения из Тучкова и до начала съемок в Москве, встречался с М. Захаровым, худ. руководителем театра на ул. Чехова. Он хочет, чтобы я ему что-нибудь поставил. Мне не понравилась его позиция. У [него] нет программы, нет идеи театра, нет перспектив. Он местечковый идеолог с фигами в карманах. Бог с ним совсем! Очень уж он мелкотравчатый.

Лариса в Мясном достраивает дом. Кажется, теперь раз и навсегда. Останется на будущий год водопровод, душ и уборная на улице с сараем (и гаражом?).

Одна из дурных мыслей: ты никому не нужен, ты совершенно чужд своей культуре, ты ничего не сделал для нее, ты ничтожество. А если серьезно задают вопрос в Европе, да и где угодно: «Кто лучший режиссер в СССР?» — Тарковский. Но у нас — молчок. Меня нет, и я — пустое место. Это так называемая минута слабости. Очень тяжело быть никому не нужным. И как не хочется иметь значение по пустякам. Хочется целиком заполнить чью-то жизнь или жизни. Мне тесно, моей душе тесно во мне; мне нужно другое вместилище.

Торопился, чтобы записать очень важную мысль, — но не успел. Забыл…

Почему все хотят сделать из меня святого? Боже мой! Боже мой! Я хочу делать. Не превращайте меня в святого.

Читаю воспоминания о Бунине. Какая печальная, истинно русская судьба, какое младенчески не удовлетворенное честолюбие. Несчастный, глубоко несчастный человек!

Берусь вновь перечитывать «Доктора Фаустуса». Кажется, скоро появятся немцы для разговоров об этой постановке.

Студия (кажется, именно студия) выдвигает меня, Юсова и Ромадина на Государственную премию. Результаты будут объявлены 7 ноября 1974 года. Меня скорее всего прокатят — уж очень много у меня врагов.

Сегодня звонили из «Совэкспортфильма». «Солярис» куплен какой-то крупной фирмой и меня приглашают в январе 1974 в г. Рим на премьеру.

Кажется, в январе у нас еще не будет готов павильон, м. б. я и смогу съездить в Италию.

Да, я был прав! Герасимова, кажется, выдвинули на Ленинскую премию. (Вернее, он сам себя выдвинул.) Надо проверить.

Лариса и Андрей, в Орлово-Давыдовском переулке, Москва

Декабрь 1973

Что-то ничего не слышно о «Докторе Фаустусе», в том смысле, что их продюсер еще не появлялся. Перечитываю роман. Кстати: Манну очень нравился Гессе — «Игра в бисер». Правда, книга эта казалась ему романтичной, нежной, трепетной. А главное — он видел в ней то же существо, что и в своем «Докторе Фаустусе». Надо снять все покровы, все подходы, все приближения издалека. Надо вышелушить суть, надо прочесть ее по-своему. Главное — трагедия одиночества художника и его плата за постижение истины.

Что касается М. Захарова и его театра, склоняюсь к шекспировскому «Юлию Цезарю». Надо только придумать решение массовых сцен — речь Антония перед народом и битва в финале. Очень важна фонограмма. Привлечь к этой затее Артемьева. Идея пикассовского отношения к материалу, связанному с италийской древностью. Деформация, наслоение хаоса, из которого в любом случае вырастает истинный штрих истинно античного.

По официальным данным, мы сняли половину фильма.

Нам теперь осталось следующее:

1. Типография — корректорская и коридор.

2. У логопеда (нат. интерьер).

3. Юрьевец (зимняя экспедиция) ≈ 300 м ≈ 31 кадр.

4. Квартира (павильон) ≈ 800 м.

Боюсь, что к Каннскому фестивалю картина готова не будет.

Во-первых, из-за Тира, который мы не снимем до Нового года а во-вторых из-за того, что Квартира раньше начала февраля готова тоже не будет.

Вчера провел отвратительный, унизительный вечер на приеме в «Национале» у зап[адных] немцев в связи с журналом «Шпигель» <…>.

День Конституции. По телевидению непрерывно передают восторги по поводу достижений промышленности, сельского хозяйства и международной политики. А продукты дорожают почему-то (?) Икра, рыба, обувь. Видимо, чем больше наши успехи, тем хуже мы должны жить. Ну, да черт с ними.

Непосильную тяжесть взваливаю я себе на плечи. Манновский «Доктор Фаустус» — это сложнейший конгломерат из прожитой автором жизни, его погибших надежд, потерянных на утраченной родине, мысли о страдании, мучительном страдании художника, о его греховности. С одной стороны, он (художник) обыкновенный человек, с другой — он не может быть обыкновенен, следовательно, он платит за талант душой.

Талант не дается Богом, а Богом человек обрекается на то, чтобы нести крест таланта, ибо художник — существо, стремящееся (неподспудно, генетически, кругами в широком пространстве особого рода экологической ниши) к владению истиной в конечной инстанции. Истинный художник овладевает этой истиной каждый раз, когда создает нечто завершенное, цельное. Но тут тысячи призвуков и проблем непочатый край. Важно сравнить человека, ищущего истину, с человеком, не ищущим ее или ею вовсе не интересующимся.