Ирина Баранчеева - Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба Страница 26

Что же касалось дальнейшего выяснения отношений, решать их судьбу она предоставила Шаляпину. Свой выбор она сделала давно, а как поступить ему, пусть он решает сам: «Как только мы встретимся и я увижу твое лицо, я все пойму без слов…»

После смерти любимого сына Иола Игнатьевна чувствовала себя особенно одинокой. Единственный человек, с кем она могла поделиться своими переживаниями, — ее мама — был далеко. Джузеппина Торнаги была уже немолода и к тому же больна. Она быстро уставала, долгие путешествия из Италии в Россию были для нее тяжелы, поэтому она могла только издали молиться о дочери и посылать ей свое родительское благословение.

Когда Игорь заболел, Иола Игнатьевна сразу же сообщила об этом матери. Та ответила, что молится за внука, но было уже поздно: несчастный ребенок умер.

Из Сальсомаджиоре, где она проходила курс лечения, Джузеппина Торнаги сразу же написала дочери, что она не имеет права падать духом и предаваться отчаянию. Надо просить у милосердного Бога сил, чтобы вынести все трудности и испытания. У нее есть долг перед семьей, у нее еще есть две дочери, а потому она должна успокоиться сама и успокоить Федю. Бог даст, у них еще будут дети! А если она будет мучиться и терзаться, Игорю будет плохо на небесах.

Тяжелая, тернистая жизнь, полная трудностей и испытаний, сделала Джузеппину Торнаги философом. «Но дорогая моя Иоле, — убеждала она дочь, — необходимо понять, что все мы здесь для того, чтобы уйти, и те, кто покидают эту землю быстрее, более счастливы, ибо они не испытывают мучений этого существования…»

Но Джузеппина Торнаги многого не знала. Ее Иоле потому и плакала, и отчаивалась, что смерть «их бедного ангела» показала ей, что все, что связывало ее с Шаляпиным, разрушено, уничтожено. Никаких преград для разрыва больше не существовало. Каждый из них остался со своим горем один. Страстно любя друг друга, они не смогли объединиться перед лицом несчастья, выдержать испытание достойно.

«Я чувствую себя настолько измученной, как будто уже умерла, — писала Иола Игнатьевна в октябре 1903 года Шаляпину в Петербург, куда он уже отправился на гастроли. — Во мне не осталось жизни, не осталось энергии. Я, как идиотка, не могу прийти ни к какому решению, бывают моменты, когда мне кажется, что жить незачем, и в голову мне приходит мысль оборвать жизнь, в один момент покончить со всем. Но я думаю о том, что у меня есть мать, брат, у меня еще есть две дочери, которые меня любят, и потерять меня будет для них слишком тяжело… Я так одинока с моими страданиями, с моими переживаниями…»

Письмо это рассердило и обидело Шаляпина. Призыва о помощи он понять не сумел — ухватил лишь то, что лежало на поверхности. Значит, она будет жить ради мамы, брата, детей, а он? Он?! Он совсем ничего для нее не значит? Он, который может воплотить на сцене образы царя и простого крестьянина, понимает их чувства и переживания, плачет их слезами и радуется их радостью, понимает чувства и переживания стольких людей, не может понять одного-единственного человека — свою жену? Она отказывает ему в этом! «О! как это тяжело мне, как тяжело!.. Слезы наворачиваются на глаза в этот момент, и я чувствую себя таким несчастным», — написал он в ответ.

В Петербурге Шаляпин жил тихо. Пирушки на время были забыты. Он почти нигде не бывал. После спектаклей возвращался в свою одинокую комнату, где его никто не ждал, и эта комната навевала на него тоску и грусть, заставляя о многом задуматься.

Несмотря на все неприятности, которые он доставил жене, Шаляпин безумно любил ее. Но сейчас он начинал понимать, что за все его безответственные поступки должна наступить расплата. Иола Игнатьевна могла разочароваться в нем, разлюбить его. Эта мысль не давала ему покоя, а между тем нечистоплотные люди, не гнушаясь даже горем, которое он только что пережил, писали ему анонимные письма о том, что Иола Игнатьевна им недовольна и если она встретит подходящего человека, она оставит его…

Поверить в это было невозможно, но испуганный, отчаявшийся Шаляпин готов был верить всему. А вдруг это правда, думал он, вдруг его Иоле, за которую он готов был отдать жизнь, действительно уйдет от него? Ему приснился страшный сон: Иоле покидала его, и когда он спросил, кто ее избранник, она ответила: «Это человек, понимающий мои страдания и переживания…»

Возможность разрыва между ними все еще оставалась весьма вероятной, и нервы Шаляпина были напряжены. Он устал бороться, устал оправдываться, он только хотел, чтобы она услышала его: «В конце скажу тебе, поступай, как хочешь, хочешь верь мне, хочешь не верь, но я говорю тебе искренне, как перед Богом, что я тебя люблю и в моей жизни есть только мои дети и ты, это истинная правда, но ты можешь делать со мной все, что захочешь, потому что моя жизнь кончена…»

И все же он протягивал ей руку, надеялся на примирение… «Если бы ты приехала сюда, я был бы бесконечно счастлив», — написал он в самом конце.

Получив это письмо, Иола Игнатьевна не могла не улыбнуться. Так по-детски выражать свои чувства мог только Шаляпин! Это немного успокоило ее — Феденька ее еще любит! Какая же она была глупая, что огорчила его, когда он должен быть в хорошем настроении, чтобы с блеском спеть свои спектакли. Но то, что Шаляпин боится ее потерять, не могло ее не тронуть.

«Прошу тебя, мой Федюша, — отвечала ему она, — будь спокоен, не думай ни о чем, ты же знаешь прекрасно, что я живу только для моей семьи и если иногда боюсь за тебя, то только потому, что всегда думаю о том, что ты недостаточно меня любишь и раз ты уже обманул меня, то сможешь обманывать еще и еще. Вот почему я страдаю».

Теперь Иола Игнатьевна жила в мире постоянных страхов и сомнений, которые увеличивались с каждым днем. Непонимание между ними росло, Шаляпин все больше отдалялся от нее (так она думала), и это заставляло ее все чаще возвращаться к мысли о том, смогут ли они и дальше быть вместе? Ведь Шаляпин уже не был тем простодушным пареньком, которого она встретила в Нижнем Новгороде. Он стал известным артистом, он очень изменился. Его стремление к богемной светской жизни, желание постоянно бывать в обществе подсказывали ей, что она со своими простыми и бесхитростными христианскими идеалами, со своим культом семьи скоро будет не нужна ему. Возможно, рядом с ним должна быть совсем другая женщина — более молодая, более красивая, более светская и блестящая? Вот какие мысли закрадывались в голову бедной Иолы Игнатьевны: «Я страдаю, страдаю, потому что постоянно думаю о том, что занимаю не свое место…»

Она очень обрадовалась, когда Шаляпин позвал ее в Петербург. Это напомнило ей давнюю поездку по поручению Мамонтова, когда она должна была привезти Шаляпина в Москву. Она ждала, что в следующем письме Шаляпин подробно напишет ей, когда приехать, но неожиданно от него перестали приходить письма.