Татьяна Иовлева - Женщины, изменившие мир Страница 26

Происходила Феодосия из знатного рода Соковниковых. Жила в холе и достатке. Была хороша собой, так что в девках не засиделась. В 17 лет ее отдали замуж за богатого бездетного вдовца Глеба Ивановича Морозова, чей род по знатности не уступал царскому. Его брат, Борис Морозов, был воспитателем, свояком и ближайшим советником царя, да и Глеб занимал видное место при дворе. А сама молодая боярыня Феодосия Прокопьевна дружила с царицей Марьей Ильиничной из рода Милославских.

Юную Феодосию не спрашивали, люб ли ей 50-летний муж. Дочерью и женой она была послушной. Не минуло года, как родился сын Иван. Жизнь текла размеренно. Какие могут быть заботы у боярыни, в чьих хоромах суетится 300 человек челяди? Мамки-няньки над дитятком хлопочут. Богатство в дом, заботами мужа, льется рекой. Сундуки забиты дорогими нарядами и украшениями. А пожелает боярыня из дому выехать – запрягут в карету, украшенную серебром и мозаикой, шестерку, а то и двенадцать лошадей, и вслед побежит сотня, а при парадном выезде и триста слуг и рабов. Живи, ни о чем не задумываясь.

В 30 лет Феодосия Прокопьевна осталась вдовой. Неформальную опеку над ней и малолетним племянником взял Борис Морозов. Человек он был степенный, женатый вторым браком на сестре царя Анне, и бездетный. Боярин любил вести беседы со своей умной и начитанной для женщин того времени снохой. Время было тревожное, ждали конца мира и Страшного суда. Борис Морозов величал Феодосию «другом духовным, радостью задушевной», а после долгих бесед признавался: «Насладился я паче меда и сота словес твоих душевнополезных». Какие темы затрагивали они, неизвестно, но, по-видимому, боярыня обладала смелостью суждений и глубиной мысли.

Борис Морозов умер бездетным, оставив все имущество своей вдове и единственному племяннику. Морозова теперь не только по знатности, но и по богатству стала ровней царю. Какое было дело боярыне при таком достатке до религиозных споров патриарха Никона и подвластной ему господствующей церкви с протопопом-раскольником Аввакумом, поборником «истинной» веры? До 1664 г. нет никаких явных свидетельств о приверженности Морозовой к старообрядчеству. Есть только предположение, что была неравнодушна одинокая женщина к статному, красивому, независимому Никону. И пошла против «никонианской» церкви из-за оскорбительного пренебрежения патриарха к ее чувствам. И тут-то в мятущуюся душу Морозовой ворвались страстные обличительные речи протопопа Аввакума.

Еще в 1640-х гг. оба служителя церкви принадлежали к кружку ревнителей благочестия и пытались повысить авторитет официальной церкви, поднять грамотность духовенства, исправить ошибки, вкравшиеся в богослужебные книги по вине переписчиков, и сделать церковную службу понятной прихожанам. Только Никон, снискав царское расположение, стал патриархом и властно и единолично крушил старинные обычаи и обряды. Но своим стяжательством он вызвал ненависть придворных и недовольство в народе, для которого старая вера была добрей, чем «латинская». Так началось на Руси движение, известное под названием раскола, или старообрядчества.

Аввакум стал предводителем раскольников, обвиняя поддавшихся Никону еретиков. Мол, книги церковные переписываются на греческий манер, вместо привычного «Исус» пишется «Иисус», «аллилуйя» нужно петь по-старому дважды, как и креститься двумя перстами, а не «щепотью».

Морозова часто встречала гневного старообрядца в доме своего двоюродного брата Ф. М. Ртищева. Слушала его речи, в которых он, ссылаясь на пример Христа, призывал создавать общины, где все – от бояр до нищих – будут равны. Он писал Морозовой: «Аки ты нас тем лутчи, что боярыня? Да единако нам Бог распрстре небо, еще же луна и солнце всем сияет равно, такожде земля, и воды, и всяпрозябающая по велению владычню служат тебе не болше, и мне не менши». Проповеди Аввакума были столь убедительны, что боярыня поддалась им, а следом и сестра ее, княгиня Е. П. Урусова. Они стали яростными, восторженными приверженками его учения.

Аввакум поселился в доме Морозовой и здесь же проповедовал. Боярыня как женщина не могла решать никаких церковных споров, но открыла сердце благочестию и благотворительности. Двери своего богатого дома и закрома она распахнула не только для раскольников. Всем гонимым и отверженным, убогим и юродивым находилась одежда, милостыня и еда. Она выкупала приговоренных к публичной казни за неуплату долгов, помогала страждущим в богадельнях и темницах.

Поступками и речами Морозова вызывала осуждение в своем кругу. За ней установили надзор и доносили царю, что боярыня «святую церковь непристойными словами поносит, и не покоряется, и святых тайн по новоисправленным служебникам которыя священники служат – от них не причащается, и хулы страшные исносит…». На какое-то время царская угроза отобрать у нее лучшие вотчины заставила Морозову ослабить рвение. Но «крепкие» увещевания Аввакума, а затем отлучение по решению собора 1666–1667 гг. всех раскольников от церкви и ссылка единомышленников в Пустоозерск заставили боярыню вновь стать на путь истинного благочестия. Теперь она осознанно сделала выбор между богатством и знатностью, душой и верой.

Аввакум слал из ссылки письма с увещеваниями и поучениями. Тексты пестрели ласковыми словами: «свет мой», «друг мой сердечный», «ластовица моя сладкоглаголивая», «голубка», «ангелам собеседница». Но узнав, что боярыня сошлась и согрешила с юродивым Федором, разгневался как на жену: «Я веть знаю, что меж вами с Федором зделалось. Делала по своему хотению. Да Пресвятая богородица союз тот злой расторгла и разлучила вас окаянных… поганую вашу любовь разорвала. Глупая, безумная, безобразная! Выколи глазища свои. Зделай шапку, чтоб и рожу ты всю закрыла…»

Больше о суете мирской Морозова не помышляла и в 1670 г. под именем Феодоры тайно постриглась в монахини. Она твердо вознамерилась стоять за веру, удалилась от хозяйских дел в своих многочисленных вотчинах и перестала появляться во дворце. Тем временем гонения на раскольников усилились: их вешали, резали языки, рубили руки. Царь долго терпел непокорство Морозовой. Может, в память об умершей жене, чьей лучшей подругой она была, может, надеялся, что блажь бабья пройдет. «Огненная ярость» Алексея Михайловича обрушилась на боярыню за открытое неповиновение царской воле. В январе 1671 г. Феодосия Прокопьевна наотрез отказалась присутствовать на венчании царя с молодой красавицей Натальей Кирилловной Нарышкиной, будущей матерью Петра I. А ведь Морозова в числе первых боярынь должна была «титлу цареву говорить», благоверным его назвать, руку целовать и вместе со всеми принять благословение архиерея по новому обычаю. Государь, прозванный Тишайшим, не простил открытого бунта. Он несколько раз посылал бояр с приказом покориться его воле, но Морозова не отступила. С тех пор для тысяч старообрядцев она стала символом раскольнического движения.