Вячеслав Бондаренко - Герои Первой мировой Страница 26

— Напрасно все-таки государь уезжает из Ставки. В такое время лучше оставаться здесь. Я пытался его отговорить, но Его Величество очень беспокоится за императрицу и за детей, и я не решился очень уж настаивать.

— Что же делать? — тревожно поинтересовался Мордвинов. Алексеев спокойно ответил:

— Я только что говорил государю, что теперь остается одно: собрать порядочный отряд где-нибудь примерно около Царского Села и наступать на бунтующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделаны, но, конечно, нужно время… Пройдет не менее пяти, шести дней, пока части смогут собраться. До этого с малыми силами ничего не стоит и предпринимать.

Спокойствие М.В. Алексеева может показаться удивительным, ведь император все-таки вырвался из Могилёва и едет в столицу. Но Алексеев знает: до столицы еще нужно доехать. Теперь дело за людьми, составляющими маршрут царского поезда (вместо кратчайшего 759-верстного маршрута Могилёв — Царское Село поезд пойдет кружным, длиной 950 верст), и за железнодорожниками, которые уже поддержали петроградских революционеров и могут задержать состав там, где это потребуется…

В два часа ночи император отправился в путь. У подъезда дворца могилёвского губернатора стояли два автомобиля. Пожав Алексееву руку, Николай II уселся в машину и отправился на вокзал. В 5.00 императорский поезд отбыл из Могилёва в Царское Село. И только в час дня 28 февраля, через 17 часов после того, как был отдан соответствующий приказ, отправился в столицу эшелон с тремя ротами Георгиевского батальона под командованием Н.И. Иванова.

Этот день, первый за всю историю Ставки, когда именно начальник ее штаба получил всю полноту власти в руки и мог распоряжаться дальнейшим ходом событий, стал для Алексеева своеобразным Рубиконом. Если накануне он еще вынужден был играть верноподданного, кланяться и унижаться перед человеком, которого откровенно презирал, то теперь он мог наконец-то ощутить ту свободу действий, о которой мечтал уже давно. Именно тогда Михаилу Васильевичу Алексееву нужно было сделать свой окончательный выбор, выбор всей жизни: опомниться или же безоглядно примкнуть к тому новому государственному порядку, который на глазах рождался на свет.

Нет сомнения, что Алексеев колебался. Ведь Петроград — это не вся Россия, а восставшие в столице войска — это всего лишь распропагандированные запасные батальоны. Одной верной присяге дивизии с фронта хватит, чтобы навести в сошедшем с ума городе порядок. Совершенно неизвестно, как отреагирует на переворот остальная страна. Но верность «старому режиму» означала бы для Алексеева крах всех его честолюбивых планов, возвращение к опостылевшей работе в подчинении у людей, которые, как он считал, вели Россию к неизбежной гибели. И самое главное — Алексеев не был одинок. Вспомним запись из дневника генерала Спиридовича, сделанную 20 февраля: «Все хотят другого монарха». Уверенности генералу придавала поддержка главнокомандующих фронтами, которые в той или иной форме все высказывались за политические перемены в стране. Идея, которой Алексеев служил начиная со второй половины 1916 года (а возможно, и раньше), носилась в воздухе, она буквально пропитывала все вокруг, и отдельные верные императору и престолу люди погоды в стране не делали…

Окончательное решение Алексеев принял в ночь на 1 марта под влиянием очередной информации, полученной от Родзянко. Глава Временного комитета Думы уверял, что восставший Петроград войсками не усмирить и что стабилизировать ситуацию может только одно — немедленное отречение Николая II в пользу наследника при регентстве великого князя Михаила. Как сообщил сам Родзянко членам Временного комитета, «генерал Алексеев примкнул к этому мнению». И 1 марта в час с четвертью из Ставки ушла телеграмма отряду генерала Н.И. Иванова, где Алексеев впервые назвал Временный комитет Временным правительством: «Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие, войска, примкнув к Временному Правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное Правительство под председательством Родзянко, заседая в Государственной Думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным Правительством, говорит о необходимости монархического начала в России, о необходимости новых выборов для выбора и назначения Правительства. Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить Ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа. Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий; переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работу. Воззвание нового министра путей сообщений Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию».

Копия этой депеши ушла всем главкомам фронтов. Именно этим документом начальник штаба Верховного главнокомандующего официально расписался в том, что признал власть Временного правительства и не собирается ликвидировать мятеж с помощью армии. Сообщая императору сводку событий в стране за минувшие сутки, Алексеев уже прямо навязывал Николаю II единственно возможное политическое решение: «Подавление беспорядков силою при нынешних условиях опасно и приведет Россию и армию к гибели. Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от Вашего Императорского Величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю Ваше Величество, ради спасения Родины и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет».

Между тем императорский поезд, который в пути дважды «заворачивали» революционные железнодорожники, вечером 1 марта прибыл в Псков, где размещался штаб Северного фронта во главе с генералом от инфантерии Н.В. Рузским. Тот сразу же сообщил императору, что проехать в Царское Село не удастся — Луга захвачена восставшими, в Петрограде хаос… С этого момента план заговорщиков вступил в завершающую стадию — император оказался в еще более надежной западне, нежели Ставка. Фактически Рузский взял Николая II в плен, поместив его в полный информационный вакуум. И весь вечер 1 марта между главкомом Северного фронта и императором продолжался разговор на все ту же пресловутую тему «ответственного министерства». Рузский, чувствуя себя хозяином положения, позволял себе топать ногами, стучать кулаком по столу и не раз обращаться к императору с фразой: «Ну, решайтесь!» Но, несмотря на колоссальное психологическое давление, Николай II возражал Рузскому «спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения». «Я ответственен перед Богом и Россией за все, что случилось и случится, — говорил Николай II, — будут ли ответственны министры перед Думой и Государственным Советом — безразлично. Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело». Не поколебал его даже полученный в 22.20 из Ставки и составленный Алексеевым примерный текст манифеста об образовании «народного правительства» во главе с Родзянко…