Жорж Садуль - Жизнь Чарли Страница 26

«Организаторы «Юнайтед артисте» — Чарльз Чаплин, Мэри Пикфорд и Дуглас Фербенкс (1919 г.)

«Малыш» (1921 г.) Чарли (Чарли Чаплин) и малыш (Джекки Куган).

«День получки» (1922 г.) Сидней Чаплин, Генри Бергман, Чарли Чаплин.

«Пилигрим» (1923 г.)

За Статуей Свободы виднеется Эллис-Айленд, остров-тюрьма, где служба иммиграции держит в заключении нежелательных иностранцев. Чаплин мрачно всматривается вдаль; ему не удалось добиться разрешения на въезд матери…

Лишь через год после возвращения Чаплин наконец получает согласие от государственной администрации и отправляет своего секретаря Гаррингтона в Лондон за матерью.

Больная женщина тяжело перенесла переезд через океан. Как истая ирландка, она была вспыльчива. Придирчивое дознание американской полиции вывело ее из себя. Негодование ее вылилось в столь бурную форму, что служба иммиграции подвергла Ханну медицинскому освидетельствованию. Ее признали душевнобольной и временно, до отправления в Англию, водворили на Эллис-Айленде как нежелательное для Америки лицо.

Газеты Херста, этого ядовитого «гражданина Кейна»[32], сообщали огромными, как на афишах, буквами сенсационную новость:

«Чаплин из скупости позволяет интернировать и отослать обратно свою мать, после того как он заставил ее, подобно эмигрантке, путешествовать в трюме». Между тем Чаплин задолго до опубликования этого известия предпринял энергичные хлопоты и представил требуемые правительством поручительства в том, что этот «лишний рот» не будет на иждивении государства. Ханна Чаплин была взята из Эллис-Айленда и отвезена нью-йоркским адвокатом Чаплина Натанам Беркеном в Лос-Анжелос. Чаплин поместил ее в роскошной вилле на берегу Тихого океана, в Санта-Монике, и приставил к ней компаньонку и сиделку. Эта новость была подана в прессе Херста под таким соусом: «Чаплин отказывается поселить мать у себя…»

Вернувшись в Нью-Йорк, Чаплин, очевидно все еще под мрачным впечатлением от Эллис-Айленда, посещает тюрьму Синг-Синг. «Изверг или безумный построил ее, — пишет он. — Ненависть, невежество и глупость воздвигли стены этих ужасных камер. Я сошел бы там с ума…»

Пройдет немного времени, и реакционная американская пресса потребует тюрьмы для Чаплина, показавшего в «Пилигриме» беглого каторжника из Синг-Синга. Ему не могли простить и некоторых слишком откровенных примеров, которые он приводил для определения своей теории комизма незадолго до выпуска «Малыша»: «Вы заметили, что происходит, когда полисмен в своей форме, поскользнувшись, падает на грязный тротуар, задрав ноги кверху?.. Всеобщий хохот. А почему? Потому что полисмен со своей дубинкой олицетворяет власть; все честные люди недолюбливают полисмена и хохочут, когда этот субъект в синем мундире шлепается.

Представьте себе капиталиста, надутого спесью, б его холеной бородкой, брюками в полоску, сюртуком, гетрами и цилиндром — словом, со всеми атрибутами миллионера. Разве у самого безобидного из нас не появлялось порой странное желание дернуть его за бороду? И вот, если капиталиста дергает за бороду сметной маленький человек вроде меня, публика хохочет в полном восторге. Конечно, найдутся зрители, которые сочтут скандальным и даже революционным такое поведение, но они будут в меньшинстве. 90 % зрителей только порадуются, видя, что кто-то осуществляет их собственные желания».

Капиталисты, как бородатые, так и безбородые, вскоре заставили Чаплина дорого заплатить за непочтительность.

Глава седьмая

ЛИЦОМ К ЛИЦУ С «ОБЩЕСТВЕННЫМ МНЕНИЕМ»

Поскольку ответчик, Чарльз Чаплин, считает, что женщина вправе иметь детей от мужчины, в браке с которым она не состоит… Поскольку ответчик, помимо прочего, позволял себе высмеивать истицу, Лолиту Мак-Мюррей, она же Лита Грэй, за ее приверженность правилам морали и общественной жизни, касающимся брака, отношений между полами и деторождения… По этим причинам да соизволит суд…»

Подобными обвинениями, которые были достойны Тартюфа и Жозефа Прюдома[33] и изложены языком присяжных крючкотворов, пестрели все американские газеты в 1927 году. Женские клубы и лиги благопристойности требовали изгнания из Америки «грязного еврейчика» Чарльза Чаплина, английского эмигранта, не желающего принимать американское подданство. Многие ожидали, что этот «морально разложившийся человек» будет водворен за решетку.

Для Америки это были годы просперити и сухого закона. В Белом доме сменялись преемники Вудро Вильсона: Уоррен Гардинг, Калвин Кулидж, Герберт Гувер. Кризис 1921 года рассеялся, как дурной сон. Американцы гордились тем, что производят больше автомобилей, больше радиоприемников, холодильников, стали, нефти и фильмов, чем любая другая страна в мире. Уолл-стрит окончательно вытеснил Сити. План Дауэса властвовал над Германией и отзывался на судьбах всей Европы.

Молодые американки в коротких платьях и со стрижеными затылками увлекались не меньше парижанок танцами под звуки чарльстона и шимми. «Средний американец» Бэббит[34], сидя в своем маленьком городке, провозглашал себя равным Тарзану и Дугласу Фербенксу и считал, что он избран самим господом богом насаждать в мире процветание и добродетель. Тот, кто сомневался в библейских истинах, считался чудовищем. В городке Дейтоне (штат Теннесси) преподаватель, сообщивший своим ученикам, что по теории Дарвина Ева не могла быть сотворена из ребра Адама, был приговорен к тюремному заключению.

Достаток и «добродетель» времен американского просперити имели и свою оборотную сторону: ручные пулеметы гангстеров (словечко, недавно завезенное в Европу) короткими вспышками разрывали ночной мрак Чикаго; самые уважаемые американские граждане выползали мертвецки пьяными из многочисленных подпольных баров, где бутлегеры продавали контрабандный алкоголь; ни для кого не было тайной, что полиция подкуплена бандами Аль Капоне. Падение морали и распущенность нравов порождали бесчисленные адюльтеры и разводы даже в самых пуританских городах Америки.

Стопроцентные американцы (родители которых иммигрировали в Америку еще до начала XX века) возлагали вину за порчу нравов на негров, евреев, иммигрантов и большевиков. Под покровом ночи люди в белых балахонах, фашисты из Ку-клукс-клана, хватали какого-нибудь негра или профсоюзного деятеля, избивали его, обмазывали смолой, вываливали в перьях и затем вешали или сжигали заживо. Неприязнь стопроцентных американцев обращалась также и на Голливуд — порождение нуворишей, иммигрантов и проходимцев.