Вячеслав Лопатин - Суворов Страница 26

Когда в 1776 году положение в Крыму обострилось, туда вошли русские войска, которыми командовал генерал-поручик князь А.А. Прозоровский. В помощь ему Потемкин направил Суворова. 17 декабря 1776 года Александр Васильевич прибыл в Крым и через месяц вступил во временное командование корпусом вместо заболевшего Прозоровского. Одним маневрированием пехоты и конницы он рассеял сторонников турецкого ставленника Девлет-Гирея и вынудил его бежать на турецком корабле в Константинополь.

Двадцать третьего марта 1777 года в Карасу-Базаре Суворов торжественно встретил прибывшего с Кубани Шагин-Гирея. Ногайцы при поддержке русских войск избрали его ханом. Через шесть дней диван (совет знати) в Бахчисарае утвердил этого ставленника России на ханском престоле. Турция, занятая войной с Персией и столкновениями с Австрией, не решилась на еще одну войну. Однако Румянцев, которому подчинялись расположенные в Малороссии и Новороссии войска, на всякий случай приказал занять стратегические пункты в Крыму и на Кубани для предотвращения турецких десантов.

После выздоровления Прозоровского Александр Васильевич отпросился в отпуск под предлогом болезни. Князь Александр Александрович (троюродный брат жены Суворова) поспешил удовлетворить просьбу своего слишком деятельного подчиненного. Генерал-поручик отправился в Полтаву, где его ожидали жена и маленькая дочь, и сразу же напомнил о себе Потемкину: «Вашей Светлости всевозможная милость сколь бы велика ко мне была! естьли б меня удостоить соизволили препоручением какого корпуса, каковым до сего я начальствовал без порицания».

Дожидаясь ответа, Александр Васильевич провел лето и осень 1777 года в Полтаве и в селе Опошня. Сохранилось редкое свидетельство недолгого семейного счастья полководца. «Ожидаю скорого отправления к препоручаемому мне корпусу, — пишет он 3 октября своему бывшему начальнику по службе в Петербурге генерал-аншефу Василию Ивановичу Храповицкому — Становлюсь стар и дряхл, однако ныне здесь на свадьбе танцую; дочь моя в меня, бегает в холод по грязи, еще говорит по-своему… Когда-то Бог велит видетца. Правда, надлежало бы моей жене погулять по набережной и в проезде Вам наш поклон отдать».

Вскоре неотложные дела заставили Суворова покинуть семью. Обстановка в Крыму резко обострилась. Спешка Шагин-Гирея с реформами на европейский лад, его пренебрежение национальными и религиозными традициями, а главное, экономическая необеспеченность преобразований — всё это привело к широкому недовольству, которым не замедлила воспользоваться турецкая агентура. 5 октября 1777 года взбунтовались бишлеи — личная гвардия хана. Шагин-Гирей бежал под защиту русских войск. Волнения перекинулись на Тамань и в Прикубанье. По просьбе хана русским войскам было приказано восстановить порядок. Но бои носили ожесточенный и затяжной характер. Нерешительность Прозоровского вызвала недовольство Румянцева. Когда же фельдмаршал усмотрел из его рапортов, что Суворова нет в Крыму, он строго выговорил командующему корпусом. Самому же Александру Васильевичу 14 ноября 1776 года последовал короткий приказ: «По получении сего имеете Ваше Превосходительство явиться к команде в корпусе, вверенном Генерал-Порутчику Князю Прозоровскому, где, как и Вам небезызвестно, открылись уже военные действия».

Без сомнения, Румянцев рассчитывал на Суворова. Но тот не забывал выговора, полученного после блистательной победы при Козлудже. «По течению службы благополучие мое зависит от одной власти высокой особы Вашей Светлости, — писал он Потемкину 20 ноября из Опошни. — Граф Петр Александрович посылает меня в Крым». За осторожно высказанным нежеланием служить под началом Прозоровского следовала просьба о покровительстве. Глава Военной коллегии откликнулся незамедлительно и предложил Румянцеву направить Суворова на Кубань, где небольшое число войск должно было прикрывать обширную границу от набегов кочевников и горцев. Командовавший Кубанским корпусом генерал-майор И.Ф. Бринк не справлялся с обстановкой, обострившейся после мятежа в Крыму: 2 декабря 1777 года с трудом удалось отбить нападение протурецки настроенных закубанцев на главную базу корпуса Копыл. Среди ногайских орд активно действовала турецкая агентура. Набеги продолжались — фактически шла необъявленная война.

Сам Румянцев был недоволен Бринком, требуя от него «свои позиции взять так, чтобы ему удобно было и границы свои прикрывать, и разные орды и народы держать в страхе. И не бесплодно озираться на так великом пространстве и на кочующие разные орды и народы, и которые сей отряд, с разных сторон тревожа, изнурить могут до крайности».

Фельдмаршал согласился с предложением Потемкина. 7 декабря он уведомил светлейшего князя, что Суворов «находился в отпуску, как открылися в Крыму военные действия. И по полученным тогда неприятным известиям велено было от меня явиться ему к команде, а ныне дал я ордер, чтоб он, Господин Суворов, ехал для принятия команды над корпусом на Кубани».

Ордер Суворову гласил: «Ваше Превосходительство, имеете с получением сего ехать для принятия команды над корпусом на Кубани и по данным от меня Господину Генерал-Майору Бринку [наставлениям], относительно дел татарских и взаимного сношения, поступать. И как о получении сего, так и отъезде, прибытии и принятии команды меня рапортовать».

В первый день 1778 года Суворов, преодолев бескрайние заснеженные степи (на единственном тракте от Полтавы до крепости Святого Дмитрия Ростовского было 22 ямские станции), прибыл в главный опорный пункт на юге России, где размещался штаб Кубанского корпуса. Болезнь задержала отъезд генерала на Кубань, но уже 18 января он донес Румянцеву из Копыла о личном обозрении «положения сей земли, всех в ней учрежденных постов и набережных мест». Через месяц императрица выразила Румянцеву свое удовольствие в связи с тем, «что Генерал-Порутчик Суворов принял команду над корпусом Кубанским», и повелела, чтобы Бринк передал ему и все политические дела с местными племенами и турками.За три месяца пребывания на Кубани Суворов развил кипучую деятельность. Прекрасно поставленная разведка позволяла ему быть в курсе настроений и намерений горских и ногайских предводителей. Среди ногайцев были и сторонники, и противники Шагин-Гирея, и приверженцы ориентации на Россию или Турцию. Горские племена, жившие военной добычей, враждовали с кочевниками-ногайцами, совершали набеги, угоняли лошадей и скот, захватывали пленных. От набегов страдали казаки Войска Донского и жители приграничных губерний. Новый командующий, где лаской и подарками, где угрозой применить силу, а где и решительными действиями, сумел умиротворить вверенный ему край.