Борис Костин - Маргелов Страница 26

Приказ командования Ленинградского фронта об операции по деблокаде города, намеченной на 20 октября, был расписан до малейших деталей. Но попытка эта, как известно, была сведена на нет взятием немцами Тихвина. Об очередном намерении отбросить немцев с южного берега Ладоги и выбить их из Шлиссельбурга можно судить лишь по косвенным документам и воспоминаниям участников этого героического десанта.

К концу ноября 1941 года лед на Ладоге устоялся и позволил начать строительство ледовой трассы, получившей название «Дорога жизни». Вдоль нее в ночь с 27 на 28 ноября и отправились в свой поход лыжники Маргелова, не имея ни малейшего представления о противнике. Ориентиром для наступавших служил Бугровский маяк, к слову, давно уже бездействовавший. Надо отдать должное немцам — они не сидели сложа руки и узкую полосу местности, отделявшую Ленинград от Большой земли фашисты превратили в мощный оборонительный плацдарм. Закрытые артиллерийские позиции, системы дотов, проволочные заграждения и минное поле — вот что ожидало отважных моряков.

Они шли в бой без поддержки артиллерии, в надежде на то, что пехотинцы ударят с востока и немцам придется отбиваться с двух сторон. Увы, ожидания эти не сбылись. При явной несогласованности в действиях «братишкам» все же удалось изрядно насолить немцам. Но какой ценой! От полка осталась лишь горстка бойцов, которые уходили по льду туда, откуда они вышли в ночной рейд. Двое балтийцев тащили на себе волокушу, на которой лежал израненный комполка, поскрипывая зубами от невыносимой боли.

На острове Зеленец Маргелов стал подавать признаки жизни. Горечь подкатывала к горлу. С такими орлами, которыми он командовал, горы можно было воротить. А тут полный конфуз. Вины за собой комполка не чувствовал, однако людей было бесконечно жаль. Пали они героями.

Совершенно неожиданным в госпитальной палате, где Маргелов залечивал раны, стало появление военного дознавателя из окружного трибунала. «Сам товарищ Жданов, — сообщил офицер, — кровно заинтересован в наказании виновных». Скрывать что-либо Маргелову было нечего. А через некоторое время его доставили на заседание военного трибунала. Он поставил радом с собой костыли и вгляделся в лица тех, кто так и не пришел к нему на помощь. Приговор был суров — командир и комиссар дивизии за проявленную трусость были приговорены к расстрелу. Такие же суровые наказания ожидали и других начальников, сорвавших штурм.

После вынесения приговора комдив и комиссар попросили у Маргелова прощения.

Пожелтевшие листы центральных советских газет начального периода Великой Отечественной войны свидетельствуют о том, что, невзирая на откровенные неудачи, на тяжелые поражения Красной Армии, высшее руководство страны отнюдь не преуменьшало героизма и самоотверженности бойцов и командиров. Указы Президиума Верховного Совета СССР со списками награжденных публиковались почти ежедневно. Только вот фамилию «Маргелов» отыскать в них невозможно. Парадоксально, но факт: имея за плечами две войны, командуя боевыми частями, выполнявшими невероятно трудные задачи, Маргелов был обойден боевыми наградами. Да и в воинском звании «майор» отважный командир, по меркам военного времени, явно засиделся. Справедливость восторжествовала в июне 1942 года, когда приказом народного комиссара обороны Маргелову было присвоено звание подполковник. Бесценной реликвией считал Василий Филиппович медаль «За оборону Ленинграда». Вручили ему награду уже под Сталинградом в декабре 1942 года.

Любил Маргелов песни военных лет. В его домашнем репертуаре имелась и «Песня лыжного батальона», написанная на мотив «Раскинулось море широко». Но с особым вдохновением пел Василий Филиппович «Ленинградскую застольную», ведь каждая ее строфа напоминала об огненных верстах, холоде окопов, завывании ладожской пурги и о том отчаянии, с которым бойцы, ведомые им, шли в атаку на позиции фашистов.

А между тем у этой песни была сложная судьба. Написанная на стихи М. Косенко и А. Тарковского Исааком Рубаном, вначале она называлась «Наш тост». Были там и такие слова:

Выпьем за русскую удаль кипучую,За богатырский народ,Выпьем за армию нашу могучую,Выпьем за доблестный флот.

Выпьем, товарищи, выпьем за гвардию,Равных им в мужестве нет.Тост наш за Сталина, тост наш за партию,Тост наш за знамя побед!

Корреспондент газеты «Фронтовая правда» Павел Шубин, известный ленинградский поэт, который участвовал в боях в тех же местах, где сражался Маргелов, внес в текст свои изменения. Произошло это в 1943 году. Песня прозвучала уже как «Волховская застольная», а после 1953 года она еще раз изменила свое название, став «Ленинградской застольной». Вот ее текст:

Редко, друзья, нам встречаться приходится,Но уж когда довелось,Вспомним, что было, и выпьем, как водится,Как на Руси повелось.

Выпьем за тех, кто неделями долгимиВ мерзлых лежал блиндажах,Бился на Ладоге, бился на Волхове.Не отступал ни на шаг.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,Кто умирал на снегу,Кто в Ленинград пробирался болотами,Горло ломая врагу!

Будут навеки в преданьях прославленыПод пулеметной пургойНаши штыки на высотах Синявина,Наши полки подо Мгой!

Пусть вместе с нами семья ленинградскаяРядом сидит у стола.Вспомним, как русская сила солдатскаяНемца за Тихвин гнала!

Встанем и чокнемся кружками стоя мы —Братство друзей боевых.Выпьем за мужество павших героями,Выпьем за встречу живых!

Участники боев под Ленинградом, соединив два приведенных текста, предложили широкой публике народный вариант, который неизменно заканчивался так: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!» Осталась неизвестной причина, по которой П. Шубин не включил «Волховскую застольную» ни в один из своих поэтических сборников, и только однажды, во «Фронтовой правде», она была напечатана под его именем.

А между тем «Ленинградская застольная» стала семейной песней Маргеловых.

Военврач Анна Александровна Куракина по праву могла считать себя ленинградкой, хотя родилась и выросла вдалеке от города на Неве. В Ленинграде она с отличием закончила медицинский институт, а в начале 1941 года — курсы врачей-хирургов при Военно-медицинской академии. Медаль «За оборону Ленинграда» и знак «40-летие снятия блокады Ленинграда» с надписью «Защитникам В. Ф. и А. А. Маргеловым» — свидетельства признательности земляков, ленинградцев за спасенные жизни бойцов и командира. Неизвестно, как бы сложилась фронтовая судьба Маргелова, если бы не заботливые руки Анны Александровны, которую раненые называли не иначе как «матушка».