Арсений Замостьянов - Сталинская гвардия. Наследники Вождя Страница 26

Социалистическая система при Брежневе сохраняла (и укрепляла!) внешнюю монолитность. Нефтегазовые достижения СССР сделали надежнее экономические скрепы содружества. Главы государств восточного блока казались не менее «своими людьми» в Кремле и Ялте, чем когорта Политбюро. Гусак, Герек, Живков, Хонеккер, Кадар. Сложнее обстояли дела с капризным и своенравным Чаушеску. Тяжелое наследство получил Брежнев в отношениях с титовской Югославией. К счастью, двум жизнелюбивым маршалам удалось найти общий язык, Брежнев и Тито стали друзьями. Но случались в мире социализма и серьезные политические кризисы. Об одном из них – пражском 1968-го – мы расскажем в специальной главе. Дважды заставила поволноваться Польша. СССР не предпринял военного вмешательства в польские дела, ограничился партийным диктатом и экономической помощью. «Не танками, так банками», – говорили в ЦК. Поляки отвечали каламбуром на каламбур: «Лучше Каня, чем Ваня», имея в виду Станислава Каню, который некоторое время был компромиссным руководителем Польской Объединенной Рабочей Партии. Впрочем, штык и ракета в политике стран Варшавского договора всегда играли не последние роли, они создавали атмосферу содружества. И Станиславу Кане Брежнев сказал в стиле оракула: «Мы не войдем. Но, если возникнут сложности, то войдем». Генштаб СССР контролировал всю территорию Восточной Европы. Но метания Польши, где оппонентами коммунистов стали не «гнилые интеллигенты», а представители рабочего класса, были отчетливым знаком беды.

Кризис идеологии

Рутинная идеология, пронизывавшая быт советского человека от октябрятского возраста, к семидесятым годам начала подгнивать. Коммунистическим идеям пришлось выдерживать конкуренцию с западным глянцем, с холеными джентльменами и сексуальными сиренами «Плейбоя», с индустрией молодежной моды, с изобильной картинкой супермаркета. Политические комментаторы усердно разъясняли преимущества советской системы, говорили о коммунистических перспективах, но картинка западной скатерти-самобранки поражала воображение и все чаще побеждала, овладевала умами. Главные враги советского образа жизни – мещанство, потребительская идеология, частнособственнические инстинкты. При Брежневе (и в этом был его стиль!) борьба с этой чуждой идеологией проходила компромиссно, в духе разрядки. Оказалось, добропорядочный советский гражданин не обязан быть коммунистическим аскетом и фанатиком. Если раньше несвязанные с идеологией развлечения считались сомнительными – как «гражданин Вертинский» в стихотворении Ярослава Смелякова «Любка Фейгельман». Герои кинокомедий – таких, как «Цирк» или «Трактористы» – символизировали победу нового строя. Спортсмены воплощали «готовность к труду и обороне» и своими рекордами тоже утверждали преимущества социализма. А Брежнев сам подавал пример азартного боления с минимумом политических подтекстов. Появилась массовая культура, которая пропагандировала советские ценности менее навязчиво, чем это делалось во времена Хрущева и Сталина. Появилась беззаботность, не свойственная осажденной крепости.

Главной идеологической скрепой брежневского времени была героика Великой Отечественной. Все остальные святыни пожухли, их воспринимали всерьез только пионеры и немногие убежденные большевики. Остальные – в большинстве своем – сохраняли лояльность к советской власти, но «верующими коммунистами» не были. А Победа оставалась настоящей святыней. С героикой Победы была связана каждая семья. Идеологи были правы, соединяя образ Брежнева с историей Победы. Но, увы, они перегнули палку. О воспоминаниях Брежнев подумывал давно. Он был хорошим рассказчиком. Георгий Арбатов вспоминает: «У Брежнева была хорошая память, и он любил рассказывать, подчас довольно остроумно, точно схватывая детали, разные забавные истории. Вспоминал молодость, фронтовые годы, секретарство в Запорожье, работу в Казахстане и Молдавии. При этом часто повторялся, но никто не подавал виду, что это уже известно, – смеялись, выражали одобрение». Он уже подыскивал литераторов для работы над книгой, которую называл непротокольно: «Анкета и жизнь». Но с 1975-го самостоятельно руководить таким проектом Леонид Ильич не мог. В 1976 году за дело взялись Черненко, Замятин и его помощник Игнатенко. Наиболее активным личным пропагандистом Брежнева был шеф ТАСС Леонид Замятин – создатель брежневского культа. Они собрали кое-какие устные воспоминания Брежнева, воспоминания друзей и соратников вождя – и привлекли журналистов. Это были лучшие перья «Правды» и «Известий» – Анатолий Аграновский, Аркадий Сахнин и Александр Мурзин. Фронтовик Сахнин писал о войне, Аграновский – о послевоенном «возрождении», а Мурзин – о целине. Брежнев знакомился с текстами на слух – и давал добро на публикацию. В февральском номере «Нового мира» за 1978 год вышла первая часть воспоминаний – «Малая Земля». За ней последовали «Целина» и «Возрождение». Книжки получились добротные, лаконичные, идеологически ясные и полезные советскому большинству, но их задушили в объятиях и оглушили фанфарами. Отныне Брежнева должны были штудировать школьники и студенты. О ленинской премии по литературе, чтецких программах и театральных постановках нечего и говорить. Авторитет генсека скукоживался, анекдоты становились все злее.

Страсть к наградам дурно сказывалась на репутации Брежнева. Безусловно, у него всегда был этот грешок – любовь к почестям. Но Брежнев впал в бестактный орденской раж, уже будучи инвалидом. Утомленный болезнями и медициной, он разучился контролировать эту прихоть – а соратники с удовольствием использовали слабость Брежнева к наградам. Приглядимся. За первое десятилетие правления Брежнева (даже за двенадцатилетие, но для сравнения с Хрущевым ограничимся десятилетним сроком) лишь раз наградили звездой Героя Советского Союза – к шестидесятилетию. К этому времени он уже был Героем Социалистического Труда: Хрущев вполне справедливо наградил его за космические успехи в 1961-м. Заметим, что сам Никита Сергеевич за десять лет правления наградил себя тремя звездами Героя Социалистического Труда и – к семидесятилетию – звездой Героя Советского Союза. Значит, за десять лет правления Хрущев награждал себя в четыре раза активнее, чем Брежнев! Что касается другой высшей награды СССР – ордена Ленина, здесь расчет еще проще: Хрущев, правивший десять лет, был семикратным кавалером ордена Ленина, а Брежнев, правивший восемнадцать лет, был восьмикратным кавалером. Заметим, что у нескольких соратников Брежнева было – и по заслугам! – больше орденов Ленина. У Патоличева – 12, у Устинова – 11, у Рашидова и Славского – по 10, у Тихонова – 9… Да, начиная с 1976-го, с семидесятилетия, Брежнев потерял и здоровье, и чувство меры. Вторая звезда Героя Советского Союза к 70-летию – это еще куда ни шло. Но через два года, без юбилея и подвига, Брежнев становится трижды Героем Советского Союза – заметьте, не Социалистического Труда, а Советского Союза! Кто толкнул его на это бесстыдство? Ну, а к 75-летию четвертая Звезда героя уже никого не удивляла. А еще – орден Победы, как будто кто-то хотел поссорить Брежнева со столпами Отечества – фронтовиками и боевыми генералами. Чем оправдывал Брежнев этот золотой дождь? Как лидер миролюбивой сверхдержавы, он считал себя маршалом борьбы за мир. Сохранение мира он называл не меньшей победой, чем победа воинская. И с помощью такой софистики фронтовик Брежнев легко договорился с собственной совестью. Но политические ошибки обходятся дорого. Ордена окончательно поколебали авторитет Брежнева, который еще к 1975-му, до необоснованных наград, оставался высоким.