Н. Стромилов - Впервые над полюсом Страница 26

- Ну как, ребята?!

Скованность исчезает, напряжение полета спадает, на смену ему приходит усталость и. чувство радости: задание разведчик выполнил! К нам бегут взволнованные товарищи, обнимают и поздравляют нас. Как говорится: хорошо все, что хорошо кончается! Если бы меня спросили, что было самым трудным для меня в этом полете, я бы ответил: не курить в течение почти двенадцати часов…

Кекушев обращается к Головину и ко мне с краткой речью. Смысл ее таков: он полон уважения к первому советскому летчику, побывавшему над полюсом, и к радисту, державшему в полете бесперебойную связь, их мужество оценят даже моржи и тюлени, но «на улице» около десяти градусов мороза, экспедиция еще не закончена и разведчик может в любое время понадобиться, а поэтому - не затруднит ли нас, во избежание простуды, надеть шлемы? Желания отшутиться не возникает, совет правильный, и мы выполняем его, оценив про себя заботливость стармеха.

Разведка подтвердила наличие в районе полюса ледяных полей, пригодных для посадки самолетов экспедиции и организации дрейфующей станции, и прогноз погоды, данный синоптиком экспедиции. Строгую проверку прошел радиомаяк: он работал устойчиво и был слышен до самого полюса; в том, что мы на подходе к Рудольфу выскочили из равносигнальной зоны и заставили волноваться товарищей, да и сами поволновались, никто, кроме нас самих, виноват не был.

Надежной оказалась радиосвязь на средних и длинных волнах между самолетом, находящимся в центре Арктики, и островом Рудольфа, а также самолетом и Диксоном, при относительно небольших мощностях передатчиков (за исключением передатчика на Диксоне). Проверили навигационные приборы, в том числе прекрасно показавший себя отечественный солнечный указатель курса.

Глубокая разведка закончилась.

Начинался штурм Центральной Арктики советскими людьми: четыре четырехмоторных самолета стояли на ледовом аэродроме острова Рудольфа, готовые к старту на Северный полюс!

Идем на вынужденную

11 мая на север для разведки погоды с Рудольф а вылетел легкий одномоторный самолет Р-5. Пилотировал его Л. Г. Крузе. На борту штурман Л. М. Рубинштейн и синоптик Б. Л. Дзердзеевский. Я заступил на вахту в радиорубке базы.

В сложнейших метеорологических условиях - туман, снежные заряды, низкая облачность - самолет долетел до восемьдесят четвертого градуса и повернул обратно. К этому времени Рудольф затянуло низкими облаками. Возвращаясь, Крузе шел над облачностью. Подойдя к архипелагу, дважды безрезультатно пытался ее пробить - она заканчивалась сплошным поземным туманом. Попытался в третий раз. Вышел из облаков на высоте шестидесяти метров. Под облачностью снегопад, видимость не превышает пятисот метров. Внизу - вода с отдельными небольшими полями тонкого молодого льда. У него мелькнула мысль: может быть, проскочив Рудольф, уходит в море?!… Повернул покрывающуюся льдом машину на север, где во время разведки видел много пригодных для посадки ледяных полей. На бреющем полете и на последних килограммах бензина разыскал подходящую льдину и…

…Глубокий вздох облегчения вырвался у населения радиорубки, а населяли ее в этот момент руководители экспедиции, когда эфир принес слова: «Сели благополучно. Координаты 83°17' северной широты, 48° восточной долготы».

Через два дня после вынужденной посадки Р-5, как только позволила погода, в лагерь Крузе вылетел наш разведчик. Безрезультатно - не нашли. 14 мая вылетели вторично. В этом полете с нами был великий мастер парашютного дела и летчик Яков Давыдович Мошковский. Около него - горой - четыре грузовых парашюта.

Волна нашего передатчика - за пределами диапазона приемника, имеющегося в лагере. Поэтому связь сложная - через Рудольф. Впрочем, слушать лагерь я могу непосредственно: приемник на разведчике позволяет это. Пока слежу за радиостанцией Рудольфа.

Летим в зоне радиомаяка. Солнце. Прекрасная видимость.

Залп точек и тире! Рудольф сообщает, что лагерь видит нас в двадцати километрах западнее. «Молнирую» - опять запиской - Егорычу. Ее воздушным потоком (открыт один из люков) вырывает у Терентьева из рук. Пишу вторую. Егорыч исправляет курс. Получив разрешение базы, начинаю следить за радиостанцией лагеря непосредственно. Пока она молчит. Впрочем, молчит недолго. Немного нервничая, Рубинштейн выстукивает: «Вы только что прошли над нами!»

Снова летит записка к пилоту. Пять человек на разведчике напряженно, до боли в глазах, всматриваются в проплывающие внизу ледяные поля, но обнаружить лагеря не могут.

Пролетаем около десяти километров и ложимся на обратный курс. И снова не видим лагеря Крузе. И только после третьего захода обнаруживаем его! На небольшом ледяном поле, окруженном грядой торосов и черными лентами разводий, - крошечное темное пятно, отдаленно напоминающее букву «Т», рядом - серовато-дымчатая полоска, около нее - три черные точки. Первое - самолет, второе - дымовой сигнал, третье - люди. Да, трудно найти на льду самолет!

Кружим над лагерем. Быстро, уверенно делает свое дело Мошковский. Над ослепительно сверкающим ледяным полем расцветают четыре ярко-красных мака - купола парашютов. После сбрасывания каждого парашюта облегченный разведчик слегка вздрагивает. На парашютах - ложатся они очень близко от лагеря - сто сорок килограммов горючего, теплая одежда, продовольствие и примус, лопаты и кирки для выравнивания аэродрома.

«Теперь не заманишь их на базу с этого курорта», - читаю записку Мошковского. Но в записке содержится еще два слова: «Хорошо бы!» Что хорошо? Я бросаю недоуменный взгляд на Мошковского, он ждал его и сначала хлопает себя по груди, затем складывает перед собой руки, как ныряльщик перед прыжком, потом одной рукой показывает вниз и горестно качает головой. Язык жестов красноречив, и я понимаю, что прославленному парашютисту страх как хотелось бы сделать то, чего никто, никогда не делал: прыгнуть с парашютом здесь, где-то в районе восемьдесят третьего градуса северной широты, прославив, может быть, свою страну новым своеобразным рекордом.

Через Рудольф запрашиваю лагерь: «Надеемся, претензий нет?». Перестраиваю приемник на волну лагеря, и через минуту слышу лаконичное: «Нет. Спасибо!». Возвращаемся на Рудольф.

Через три дня Р-5 прилетел на базу и лагерь Крузе был ликвидирован.

А на следующий день на дрейфующих льдах возник новый лагерь - наш…

* * *

Самолет Головина вылетел на север для очередной разведки погоды 18 мая. На 82°30' встретили облачность, попробовали добраться до верхней ее границы. Не получилось - высоко. Проинформировали руководство. Получили распоряжение возвращаться. Легли на обратный курс. Рудольф сообщил, что основной аэродром закрыло туманом. Вскоре и мы входим в туман: Егорыч ведет разведчик вслепую, на небольшой высоте. Туман не везде одинаково плотен: иногда вокруг светлеет. По времени должны подлетать к Рудольфу. Но земли не видно. К сожалению, как и при возвращении с полюса 5 мая, снова выскакиваем из равней сигнальной зоны радиомаяка. Видимо, еще не научились мы как следует пользоваться этим мудрым устройством.