Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини Страница 26

— Теперь ты выздоровел, мой Бенвенуто, живи дальше.

Может, и не говорил папа Климент VII этой участливой фразы, не важно, а важно то, что он простил Бенвенуто и это убийство, и другое, которое вскоре последовало, но об этом речь впереди. Удивляет легкость этого прощения. Надо полагать, папа признал, что Бенвенуто совершил справедливое убийство, атавизм Средневековья — кровная месть. Если бы дело попало в суд, Бенвенуто был бы сурово наказан, но папа был всесилен, в его руках был и суд человеческий, и суд Божий.

А вот и заключительный, оптимистический аккорд. Бенвенуто отлично понял своего благодетеля, открыл прекрасную мастерскую в Банки (рядом с местом убийства брата) и принялся за окончание заказанной папой застежки для ризы.

Но судьба готовила ему новые беды, не столь трагические, но неприятные, унизительные и нервные. Бенвенуто уже приобрел при папском дворце репутацию человека своевольного, непредсказуемого и опасного. А тут в Риме вдруг появились фальшивые деньги, выбитые по собственным чеканам Бенвенуто. Начальник монетного двора не знал, что и думать, и, конечно, подозревал автора чеканов, о чем и сообщил папе.

— Не верю, — сказал Климент VII, — Бенвенуто честный человек.

— Дай бог, всеблаженный отче, чтобы вышло так, как вы говорите, потому что у нас имеются кое-какие улики.

При встрече с Бенвенуто папа прямо спросил его:

— Взялся бы ты делать фальшивые деньги?

Конечно, нет, ответил наш герой. Зачем ему заниматься этим гнусным делом, если он в своей мастерской зарабатывает больше, чем эти бездельники-фальшивомонетчики. Папа удовлетворился этим ответом, но губернатор Рима запретил Бенвенуто уезжать из города и установил за ним слежку. Вскоре подлинные фальшивомонетчики были пойманы. Ими оказались чеканщик монетного двора Макерони, гражданин Рима, и гуртильщик, тот, кто отделывал ребра денег.

Подозрения с Бенвенуто были сняты. Папа по-прежнему доверял своему ювелиру. Он еще раньше отдал ему все камни для пряжки, только алмаз не отдал, потому что по бедности заложил его на время генуэзским банкирам. Бенвенуто сделал слепок с алмаза и успешно работал над застежкой.

И тут вдруг ночью в его мастерской случилась кража. Пес лаял всю ночь, но Бенвенуто спал как убитый. Сам он охотно объясняет причину своего ночного беспамятства. У Бенвенуто работала служанка, весьма изящная и красивая. «Я этой самой пользовался, чтобы ее изобразить, для целей моего искусства». А ночью, не пропадать же добру, «она ублажала также и мою молодость плотской утехой». После этих утех сон становится «весьма тяжел и глубок». Что тут распространяться — проспал!

Утром работники мастерской подняли шум — все ларчики сломаны, серебряные и золотые вещи пропали. Бенвенуто пришел в ужас. Не столько украденного добра ему было жалко, сколько боялся он навета недоброжелателей. Он так и слышал, как шепчут они в ухо папе: не верьте Бенвенуто, он сам украл ваши драгоценные камни, а вора придумал, чтобы оправдаться. Вещь папы и все его камни хранились обычно в сундуке. Вечером было жарко, работники разделись до рубашек, а снятую одежду оставили ворохом на сундуке. Это и спасло его содержимое от воров. Видно, в те времена Рим был «большой деревней», потому что слух об ограблении Бенвенуто тотчас же разнесся по всему городу и достиг папского дворца. Начались ахи и охи:

«— Как вы доверяете, всеблаженный отче, такие ценные камни молодому человеку, который весь огонь и погружен не столько в искусство, сколько в оружие и которому еще нет тридцати лет?»

Когда Бенвенуто предстал перед папой, тот принял его сурово.

— Зачем явился? Что тут у тебя? — Он указал на сверток в руках ювелира.

— Здесь ваша работа и все камни в целости и сохранности.

Дальше все как обычно, «папа посветлел лицом».

— Ступай и будь по-прежнему честен.

Как просто и легко в те стародавние времена было общаться творческому человеку с сильными мира сего. А папа — живой Бог на земле, а поди ж ты. Зашел Бенвенуто, туда-сюда, поговорили, расстались. В эпоху Высокого Возрождения много воевали, подличали, дрались из-за каждой ерунды, развратничали, но не рушили «малый бизнес», которым занимался Бенвенуто, и уважали тех, кого позднее стали называть интеллигенцией.

Тут, кстати, нашелся и «некий ювелир», который ограбил мастерскую, но все украденное отдал, что не спасло его от виселицы. С главным фальшивомонетчиком поступили так же, повесили в Банки, против дверей монетного двора, второго сослали на каторгу. Знаете современный анекдот: фальшивомонетчик сделал из двух золотых один и попал на каторгу. Это не про Бенвенуто.

Обида

В начале октября 1530 года в Риме случилось наводнение, Тибр вышел из берегов. Высокая вода стояла два дня и нанесла городу огромный ущерб. Много людей погибло. Как в таких условиях работать? «Я стоял и смотрел, что делается, и уже день кончался, пробило двадцать два часа, а воды росли непомерно. А так как мой дом и мастерская выходили спереди на Банки, а сзади возвышались на несколько локтей, потому что приходились со стороны Монте-Джордано, то я, подумав прежде всего о спасении своей жизни, а затем о чести, а самую золотую работу оставил на попечение моим работникам, и так, босиком, спустился из задних моих окон и пошел, как мог, через эти воды, пока не пришел на Монте-Кавалло, где я встретил мессира Джованни Ганди, камерального клирика, и Бастиано, венецианского живописца». Им он отдал на сохранение драгоценные камни. Через несколько дней можно было опять приниматься за работу.

Наконец Бенвенуто окончил главный заказ — пряжку для папской ризы. Восторгу не было предела. Эта работа не дошла до нас, но, видимо, она и впрямь была прекрасна. Даже строгий Вазари, художник и бытописатель живописцев, ваятелей и зодчих Италии, восхищался этой работой. М. Л. Лозинский пишет: «Вазари, вряд ли питавший к Бенвенуто особо дружеские чувства, прямо говорит, что в золотых дел мастерстве он был всех знаменитее в свои времена и что лучшего, чем его работы, нельзя и вообразить; монеты, выбитые им для папы Климента и для герцога Алессандро, он считает красивейшими из когда-либо виданных, совершенными образцами искусства, которые справедливо берегутся, как прекраснейшие из античных медалей».

Папа Климент VII хотел быть щедрым, но не мог. Ватиканская казна была пуста.

— Если бы я был богатым государем, — сказал он, — я бы подарил моему Бенвенуто столько земли, сколько бы мог охватить его глаз; но так как по теперешним временам мы бедные, разоренные государи, то, во всяком случае, мы ему дадим столько хлеба, что хватит на его малые желания.