Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). Страница 26

Вот и верь после такого словам всякого рода мемуаристов! К их свидетельствам следует относиться весьма взвешенно и не принимать слепо на веру, чуть ли не в качестве исторического факта, любое их, даже правдоподобное на первый взгляд, признание.

Определенную загадку представляет не то, что советские лидеры, и прежде всего Сталин, всячески старались скрыть существование секретных дополнений к пакту. Здесь, как говорится, было что скрывать. Любопытен другой аспект проблемы: в своих мемуарах бывший британский министр иностранных дел А. Иден пишет, что во время беседы со Сталиным в декабре 1941 года последний защищал необходимость заключения пакта с Германией, однако выражал осуждение в адрес Молотова в связи с заключением этого же самого пакта[79]. Ситуация здесь действительно запутанная, и разобраться не так просто. Мне думается, что Сталин высказывал какие-то критические замечания по поводу того, как Молотов вел переговоры, мол, иногда шел на неоправданные уступки и что-либо другое в этом духе. Но он не ставил и не мог ставить под вопрос правильность заключения самого пакта.

5. Пакт 1939 года в исторической ретроспективе

Как оценить заключение пакта с точки зрения внешнеполитической концепции Сталина? Какие конкретные результаты были получены Советской Россией, решившейся на столь радикальный шаг?

Перечислим ряд наиболее фундаментальных выгод, которые не только объясняют необходимость, но, я бы сказал, историческую неизбежность пакта с Германией.

Во-первых, Сталину удалось выиграть время и фактически отсрочить гитлеровскую агрессию почти на два года. Кто рассуждает о том, будто в тот период фюрер и не собирался нападать на Советский Союз, в сущности говоря, исходят из гипотетических предположений, а не из фактов. Никто в тот период не знал, какой разворот могли принять события, если бы Сталин отклонил предложение Германии. Вслед за молниеносным разгромом Польши он (и этого нельзя исключать как якобы фантастическую возможность) мог непосредственно приступить к разработке стратегического плана агрессии против СССР. Потребность в сырьевых ресурсах, нефти, продовольствии, определенных дефицитных товарах и т.д., которые он надеялся получить от России, могла, несомненно, ускорить реализацию агрессивных замыслов в отношении СССР. Тем более, что какое-либо противодействие в данном случае от западных демократий он едва ли встретил бы. Так что выигрыш времени является, на мой взгляд, самым существенным в перечне выгод, на которые рассчитывал советский вождь.

Во-вторых, если бы (представим себе такую возможность) Советской России удалось добиться хотя бы минимума взаимопонимания с западными демократиями и подписать соответствующее соглашение о противодействии гитлеровской агрессии, то Советский Союз после нападения Гитлера на Польшу вынужден был вступить в войну с Германией. А степень готовности Советской России в военном отношении в тот периода была, несомненно, ниже, чем два года спустя. При этом надо взять в расчет то обстоятельство, что Япония могла открыть второй фронт против Советского Союза. Вспомним, что именно в это время как раз и развертывались события в районе Халхин-Гола. Поэтому нельзя исключить как нечто невероятное реальную в тех условиях войну на два фронта, чего так опасался Сталин, и предотвращению превращения такой возможности в действительность он посвящал свое внимание. В свете этого не вызывает удивление и определенное недовольство договором со стороны Токио, поскольку Гитлер заключил его без согласования с Японией. Таким образом, был вбит, хотя и небольшой, но весьма ощутимый клин в Антикоминтерновский пакт. Мне представляется, что данный исторический эпизод в целом негативно сказался на германо-японских отношениях и в силу этого не благоприятствовал консолидации сил агрессии.

Что же касается возможного поведения западных демократий в лице прежде всего Англии и Франции, то на этот счет можно строить только всякого рода гипотезы. По крайней мере, в их интересах было военное противостояние Германии и Советской России, которые, ослабляя друг друга, открывали для западных демократий новые перспективы не только в Европе, но и в мире в целом. Некоторые достаточно объективные западные историки признают, что, заключив 23 августа 1939 г. советско-нацистский пакт о ненападении, Сталин избежал втягивания в войну против Германии. Военная неподготовленность сделала бы войну в 1939 г. более катастрофической для России, чем в 1941 г. У Сталина в 1939 г., конечно, не было желания спасать западные демократии. Он стремился защитить Россию[80]. Подобная мысль прямо или косвенно проглядывает в статьях и книгах тех западных исследователей, которые стараются в своих оценках исходить из реальных фактов, а не идеологических предубеждений. Суммируя, можно сказать: сложность и запутанность всей международной ситуации в то время не позволяют с достаточной долей уверенности предсказать вероятный ход развития мировых событий в случае отказа Сталина от подписания пакта.

В-третьих, подписание пакта способствовало усилению безопасности Советского Союза, поскольку сам пакт и секретные дополнения к нему давали известные гарантии безопасности. Германия обязалась в соответствии с договором воздерживаться в отношении СССР «от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения… как отдельно, так и совместно с другими державами», а также консультироваться с ним при решении вопросов, которые могли затронуть его интересы. Кроме того, рейх соглашался не распространять свою военно-политическую активность на польские территории восточнее оговоренных в протоколе границ и на прибалтийские государства севернее литовско-латвийской границы. А эти районы на западных границах СССР являлись в силу географических и геополитических соображений естественной зоной безопасности Советской России. Если мыслить широкими геополитическими категориями, то одной из важных целей Сталина являлись не столько ликвидация и аннексия ряда восточноевропейских стран, а установление предела распространению германской экспансии на восток. Беда и историческая вина этих восточноевропейских стран (Польши, Латвии и Литвы) состояла в том, что они фактически поддерживали антисоветскую гитлеровскую политику, а это коренным образом нарушало интересы Советской России. Их правители оказались недальновидными, полагая, что антисоветизм послужит им своего рода гарантийным полисом от поглощения их Германией. Поэтому, если отбросить эмоции и исходить из голых фактов и руководствоваться исключительно холодным здравым смыслом (как и поступал Сталин), то неотвратимой перспективой для этих стран была аннексия их гитлеровской Германией и продвижение благодаря этому плацдарма для нападения на СССР далеко на Восток. В этом смысле разграничение сфер влияния между Германией и СССР определенно отвечало долгосрочным интересам нашей страны и являло собой, пусть и вызывающий явные осуждения с морально-этической точки зрения, но объективно неизбежный шаг. Было бы политической наивностью, граничащей с идиотизмом, блюдя верность нормам международного права, допустить захват этих стран фашистским рейхом. В таком случае, конечно, мы должны были бы торжествовать не столько победу справедливости, сколько победу фашистской экспансии. На эту тему можно много рассуждать, клеймя Сталина за сделку с Гитлером и включение части Польши и прибалтийские страны в сферу влияния СССР, но это, в сущности, позиция скорее моралистов, нежели реалистов. Это – позиция, начисто игнорирующая сложившееся тогда реальное положение дел.