Ронни Вуд - Ронни. Автобиография Страница 27

«Концерт-Радуга» состоялся 13 января 1973 года в театре «Радуга» в Финсбери-Парк, бывшей «Астории», где в 1957-м я впервые увидел оркестр Дюка Эллингтона с Сэмом Вудьярдом на барабанах и «Кэта» Андерсона на трубе, и где состоялся мой первый концерт с группой Джеффа Бека. Во время репетиций мне стало ясно, что Эрик ничего не потерял за эти два года взаперти. Он был моим главным гитарным вдохновителем, и когда мы вышли на сцену в «Радуге», это стало ясно всем. Всё было забито народом, и этот народ просто слетел с катушек, когда мы открыли шоу одной из лучших рок-песен о любви «Layla» («Лейла»).

В тот вечер в публике находился Джордж Харрисон со своей женой Патти Бойд. Она была невероятно красива; она познакомилась с Джорджем, когда снималась в эпизоде фильма «A Hard Day’s Night» («Вечер трудного дня»). Он влюбился в нее, женился на ней и посвятил ей песню «Something» («Что-то»). Но Эрик был тоже влюблен в Патти, и он написал «Лейлу» для неё. Судя по реакции публики, это знали все.

Мы сыграли хит Хендрикса «Little Wing» («Крылышко») и кучу лучших песен Эрика вроде «Let It Rain» («Пусть льется дождь»), «Badge» («Значок»), «After Midnight» («После полуночи») и «Bell Bottom Blues» («Колокольный блюз»). Когда к концу концерта мы подобрались с «Key to the Highway» («Ключ к автостраде») и «Crossroads» «Перекрестки»), ни у кого не оставалось сомнений — Эрик вернулся.

Это шоу было поворотной точкой в его карьере, потому что, как он позднее сказал, «Пит Таунзенд помог мне обрести веру в себя». Оно также стало поворотной точкой и для меня. Эрик и Пит доверили мне соло Дюэйна Оллмена слайдом в таких песнях, как «Лейла», и мне пришлось заучивать все эти сложные клэптоновские песни, которые я никогда ранее не играл. Они решили, что я — их Дюэйн Оллмен, когда вставили мне большое перо в мою шапку. Тот факт, что они выбрали меня для того, чтобы я сыграл партии Дюэйна, меня очень радовал, так как он был моим героем по части боттлнека[19], с тех пор как я услышал его игру в «The Weight» («Груз») Ареты. Более того — он радовал меня потому, что я впервые сыграл с действительно большими мальчиками — мальчиками, которых я уважал. Я чувствовал себя Элмором Джеймсом.

Наверное, это также стало и поворотной точкой в жизни Патти. Эрик был влюблен в неё, но теперь она влюбилась в Эрика. Джордж узнал об этом, и когда Эрик набрался смелости сказать Джорджу: «Я влюблён в твою жену», Джордж отпустил её. Но я стал посредником в их любовных делах.

Примерно в это же время Крисси ненадолго увлеклась Джорджем, они вместе отдохнули в Португалии. Если вы помните, я увел Крисси от Эрика, а позднее, когда Патти и Эрик расстались, мне посчастливилось закрутить роман с Патти. Мы любили по разным поводам наезжать на Парадайз-Айленд, где нам предоставлял свой дом и заботу Сэм Клапп. Так что у меня с Эриком всегда был некий спарринг по части девушек, и если собрать все эти случаи в одну мозаику, то получится картина, показывающая, насколько сильно наши жизни переплелись друг с другом на протяжении многих лет. Мы с Патти до сих пор остаёмся друзьями, и мы еще продолжим наши пересечения по части моей живописи и её фантастических фото.

Мы с Эриком остаёмся друзьями, и мы всегда поддразнивали друг друга с юмором. Примерно в то же время я обнаружил, что у Эрика имеются виды на Барбару Стрейзанд. Однажды ночью я был на вечеринке Венди Старк в Лос-Анджелесе, там же был Эрик, и когда Барбара позвонила в дверь, я открыл ей. Она опоздала, а я не был с ней знаком, так что я закричал: «Как ты думаешь, Барбара, сколько, на…, сейчас времени? Ты опоздала». Она закричала мне в ответ: «Ну, я извиняюсь, всё эти, на…, пробки!» Потом она обняла меня.

Мы сели на кушетку. Немного поболтали, а потом я сказал: «Одну минуточку…», разыскал Эрика, затащил его к нам на кушетку, ткнул его Барбаре между ног со словами: «Он тебя любит», и вышел из комнаты. Эрик рассердился на меня, но остался доволен.

9. Всё бросай

«Мне столько трудов стоило попасть сюда, так что я не собираюсь всё это просвистеть».

«Уик» стал настоящим ульем творческой активности и буйным лагерем дебоширов. Когда я создавал свой альбом, Крисси гуляла со своими подругами в ночном клубе «Tramps». Там она повстречала Кита, где ему все постоянно докучали. Он попросил Крисси: «Выведи меня отсюда, так хочется послать всех этих людей к черту». Она сказала: «Ронни сейчас дома в Ричмонде работает над своим альбомом. Не хочешь ли навестить его?»

Она привела Кита в «Уик» на один вечер, и он остался там еще на 4 месяца. Это, конечно, не значило, что ему было негде жить — у него были поместье «Редлендс» в сельской местности и большой дом на Чейни-Уок. Он выезжал туда каждые несколько дней, чтобы сменить одежду, но так он стал жить с нами.

Спустя пару месяцев Кит переселился в коттедж в конце сада, где как-то жил Ронни Лейн. Самого Ронни там уже давно не было — он отчалил куда-то в небытие со своей цыганской кибиткой. Так что теперь это было место для Кита, если не считать того, что мы редко выбирались из моей подвальной студии.

Мы даже и не думали просить Кита покинуть нас, потому что нам было так весело создавать отличные песни с разными отличными музыкантами, и эти месяцы пролетели быстро — мы просто погрузились в свой мир. Мы с ним уже тогда начали отрабатывать взаимодействие двух гитар, которое назвали «Древняя форма плетения».

Эти первые дни вместе с Китом открыли мне дверь в «Стоунз». Но также они подарили мне большую уверенность в себе в музыкальном плане. Мы играли отличную музыку, а вокруг кипело движение — в «Уике» действовала «вращающая дверь», через которую туда проникали лучшие музыканты мира.

Я все еще поддерживал близкие отношения с Робертом Стигвудом — по крайней мере, настолько близкие, насколько это можно было себе позволить — и я любил гостить в его большом сельском доме в Беркшире, потому что там проходили отличные вечеринки. Однажды вечером в конце 1974-го я оказался у него и сел между двумя Миками — Джаггером и Тейлором, и тут Мик Тейлор наклонился к Мику Джаггеру и сказал ему: «Я покидаю группу».

Такие разговоры — всегда что-то вроде клише у музыкантов, потому что мы все время говорим это друг другу, так что когда Тейлор сказал это Джаггеру, я просто посмеялся. Но Тейлор посмотрел на меня и добавил: «Я — серьезно», встал и покинул вечеринку.

Мик Тейлор был одним из тех музыкантов, которые на сцене стояли без движения, почти как Билл Уаймен. Он был прекрасным гитаристом с отличной техникой, но ему не позволялось писать песни, так как «монополия Джаггера и Ричардса» не давала ему такого права. Я знаю, что он считал «Стоунз» слишком рутинными, и что если он не будет добиваться в группе прогресса, то это будет регресс. Он переживал, что не был полностью востребован, никогда не считал, что он хорош, и никогда не понимал, насколько он в действительности хорош.