Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Обе книги одним томом Страница 27

Я участвовал в разведке боем. Атака – это тяжелейшее испытание. Ты знаешь, что в тебя могут попасть, а ты вынужден идти навстречу выстрелам. Ты лежишь и видишь, как светящаяся полоса пулеметного огня опускается все ниже, ниже к тебе, вот сейчас она до уровня твоего тела дойдет и разрежет тебя пополам. Ну, короче говоря, война есть война, что тут толковать. Ситуация была «либо пан, либо пропал», и я старательно выполнял боевую задачу. После этого боя меня представили к снятию судимости и направили в строевую часть, а оттуда откомандировали во 2-й запасной армейский полк, располагавшийся в городе Азов. Там меня зачислили в команду кандидатов в танковое офицерское училище. Но я уже знал, что это такое быть командиром танка, поэтому я оттуда дезертировал. Я просто удрал. Что значит быть командиром танка? Это отвратительно! Это все равно что быть солдатом, но ко всему прочему еще и отвечать за всех. Я вообще не хотел быть офицером! Поэтому, когда в ЗАП приехали «купцы» набирать в какую-то артиллерийскую часть, я просто закинул вещмешок в грузовик и уехал. За это в то время меня к стенке могли бы поставить, но обошлось. Потом, когда приехали на передовую, оказалось, что это полк «катюш». Это была удача! Там хорошо кормили, прекрасно одевали, потери там были значительно меньше. Я был рад-радешенек, что попал в такую прекрасную часть. Некоторые время я был мотоциклистом, связным при штабе полка. Командование потому и отнеслось снисходительно к моему самовольному появлению, что у них был мотоцикл, а мотоциклиста не было. Правда, мотоцикл месяца через два-три погиб, его расстреляли на ходу, но сидел на нем не я. После этого меня перебросили разведчиком в дивизион.

Чего на фронте опасались больше всего? Смерти опасались. Там смерть витала ежедневно, ежечасно. Можно было спокойно сидеть, чай пить, и на тебя сваливался шальной снаряд. Привыкнуть к этому было совершенно невозможно. Это не значит, что был безостановочный мандраж, что все ходили и оглядывались. Просто смерть прилетала или не прилетала. Страшно попасть под массированный авиационный налет. Ощущение было такое, что каждая бомба летит тебе прямо в голову. Это было ужасно! Помню, Некрасов был – он почти рехнулся. Когда кончился очередной налет, его никак не могли отыскать. Потом нашли в каком-то окопе. Так он отказывался выходить! А какой ужас стоял в его глазах!

Некоторые носили талисманы, крестики, которые должны были помочь выжить. Были люди, которые предчувствовали смертельную опасность. Например, в нашем подразделении был мордастый грузин Кондрат Хубулава. Он раза два меня от смерти спасал, ну и себя, соответственно. Первый раз нас послали куда-то установить связь со стрелковым полком. Вот мы с ним идем по ходам сообщения, а он мне говорит: «Дальше не пойдем». Я говорю: «Почему?» – «Не пойдем, постоим здесь!» Мы остановились, и через несколько секунд прямо в траншею за поворотом упал снаряд! То есть нас там должно было убить! Второй раз мы стояли с ним во время бомбежки в разрушенном доме. Он мне сказал: «Выйдем отсюда и перейдем в другой угол». Мы перешли. В тот угол, где мы были, ухнула бомба. Вот такие вот странные вещи происходили. Предчувствие… Я этим не обладал.

Остается добавить, что через много лет после войны я попытался выяснить дальнейшую судьбу членов моего экипажа. Но Центральный архив Министерства обороны не располагал такими сведениями.

Поляновский Юрий Максович

…я ни одной минуты не обижался на саму контрразведку.

Я учился в восьмом классе, когда при Дворце пионеров открыли школу юных автомобилистов. Вечером, после учебы, в течение двух лет я учился в этой школе на шофера. 21 июня 1941 года я, поскольку мне шел только семнадцатый год, получил временные права, а на следующий день началась война.

Мой отец, довольно известный писатель, ушел добровольцем на фронт, а на меня возложили обязанность отвезти в эвакуацию в Йошкар-Олу, или, как ее называли, «Кошмар-дыру», детей друзей. Правда, я поставил условие, что выполню это поручение, только если потом он меня заберет на фронт. Вскоре по прибытии в эвакуацию мне прислали вызов в 52-ю армию Волховского фронта. Приехал, предъявил справку об окончании школы водителей, и меня взяли шофером на полуторку. Вскоре отца перевели в политотдел 1-й гвардейской дивизии, которая тогда находилась под Воронежем.

Меня без отца в 52-й армии не оставляли и в итоге направили в Пушкинское автомобильное училище. Так совпало, что, когда я прибыл в это училище, его переформировали в танковое. Проучился я в нем около года, а когда под Сталинградом создалось угрожающее положение, нас выпустили. Вот так в семнадцать с половиной лет я стал младшим лейтенантом, командиром танка Т-34. Свой первый танк я получал в Нижнем Тагиле, но, когда приехал на фронт в танковый полк, его у меня отобрали и отправили обратно на завод. Во второй раз я попал в Челябинск.

При каждом танковом заводе были запасные танковые полки, в которые вливался разношерстный народ со всех сторон: из училищ, из госпиталей, с фронта. В этом общем котле формировали экипажи. Во втором моем экипаже заряжающий был на два года старше моего отца, старый питерский рабочий, который хорошо воровал кур. Сформированные экипажи «пешим по-танковому» отрабатывали действия в составе взвода и роты, после чего на полигоне им давали практику вождения и стрельбы.

Получили танки, погрузились в эшелон и отправились на фронт. Разгружались под Харьковом в августе месяце 1943 года. Загрузили снаряды, заправились и пошли в бой в составе 2-го батальона 24-й бригады 5-го мехкорпуса 5-й гвардейской танковой армии.

Когда Харьков взяли, нас перебросили на Полтавское направление. Там, под селом Коротыч, я первый раз попал в передрягу. Наша задача состояла в том, чтобы перерезать шоссейную дорогу Харьков – Полтава. Для этого надо было пересечь железную дорогу, которая шла по высокой насыпи параллельно шоссе, примерно на десять километров севернее. Эту насыпь обойти было невозможно, и наш батальон скопился у единственного переезда. Как только танк пытался проскочить через переезд – шлеп, машина готова. Мой танк оказался очередной жертвой. Меня предупредили, что после переезда по дороге идти нельзя – заминировано, и я, проскочив переезд, взял левее. Только чуть прошел вперед – мне в моторное отделение залепили снаряд. Боевое отделение заполнилось дымом, танк встал, а раз встал, значит, надо выпрыгивать, иначе убьют. Дал команду: «Покинуть машину через верхний люк». Мы выскочили и поползли к своим. Радист не полез через верхний люк – решил вылезти через донный. Потом, когда танк достали, оказалось, что его убили. Вышли в расположение батальона. Подходит ко мне контрразведчик: «Танк сгорел или нет?» – «А вам-то что?» – «Мы должны ночью посылать тягач вытаскивать его. Если сгорел – какой хрен его тащить. Если не сгорел – тебя надо отдать под суд, поскольку ты бросил машину. Что будем делать?» – «Ночью я сам сползаю, посмотрю, как он себя чувствует». Мы ночью полезли, молили бога, чтобы танк сгорел, чтобы немцы его добили. Добили.