Валерий Шубинский - Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру Страница 27

В сущности, Туфанов был типичным русским чудаком-самоучкой, “естественным мыслителем”, по позднему определению Хармса. В девяноста девяти случаях из ста такие самоучки – изобретатели вечного двигателя. Но иногда подобный человек может оказаться Циолковским. Революция, покачнувшая старую культурную иерархию, открыла перед такими людьми – и перед Туфановым в том числе – неожиданные возможности. Но сам он революцию отверг, особенно жестоко – после того, как в бою погиб его брат (22 февраля 1919 года). Для Туфанова это стало величайшим потрясением. Свою скорбь ему необходимо было выражать вовне, публично: три некролога, два газетных отчета о панихиде, множество стихотворений… Более того, обе книги Туфанова – “К зауми” и “Ушкуйники” – посвящены памяти брата. Но книги эти вышли годы спустя, а пока в архангельских газетах стали появляться прямолинейные политические вирши, подписанные его именем, причем временами такие кровожадные, какие даже и в дни Гражданской войны появлялись не часто:

Просил пощады при расстрелеПлененный коммунист,А мы, стреляя, песни пелиПод пулеметный свист.

Не верь, солдат, моленьям лживым,А помни: он вчераСтрелял, сдаваясь в плен трусливо.Стреляй в него – пора!

Но наряду с сочинением таких опусов именно в архангельский период Туфанов выступил с первыми “заумными” стихами. Именно исследования частушек убедили его, что чисто фонетическое воздействие на психику читателя и слушателя стихов порою сильнее смыслового. Потрясения, пережитые в дни Гражданской войны, сделали невозможным возвращение к аляповато-эпигонской поэтике “Эоловой арфы”. Теперь Туфанов писал по-другому.

Сиинь соон сиий селле соонг сеСиинг сеельф сиик сигналь сеель синь

Лиий левши ляак ляйсшньмонЛяай люлет ллан лилиин лед…

Это “Весна” – стихи из книги “К зауми” (1924), призванные иллюстрировать теоретические построения автора. Иначе написаны “Ушкуйники” (1927) – главная собственно поэтическая книга Туфанова.

На Оби дремой на стругу,Дую я в домбру, посвистываю;Ветер пусть один на лугуМою книгу перелистывает.Ох, плыви, плыви, стружочек,К семендухам в степь,ПлыйлилаунбавликочиСийленьлюльмасте.

Александр Туфанов. Фотография М. Наппельбаума (?), 1925 г.

“Ушкуйники” посвящены преданиям Русского Севера. Сочетание авангардных поисков с приверженностью к славянской архаике – вещь не новая: был Хлебников, был ранний Асеев. Собственно зауми в этих стихах не так много, да и та часто оказывается мнимой: Туфанов широко пользуется архаизмами или редкими областными словами. Радикален он был скорее не как поэт, а как теоретик. В течение двадцатых годов им написано (и частично опубликовано) не менее десятка текстов, обосновывающих заумную поэтику, имевшую, как марксизм-ленинизм, три источника: физиологический – “периферическое зрение, наряду с центральным, условным”, лингвистический – “телеологическая функция согласных фонем”, и социальный – “самовщина” (индивидуализм). Представление о “телеологической функции согласных фонем” (которое Туфанов подробнее раскрывает в книге “К зауми”, 1924) основывается, в частности, на теориях академика Марра. Яфетологи-марристы доказывали, что все языки (различающиеся не генетически, а стадиально) начинались с определенных сочетаний согласных звуков, общих для всего человечества. Вообще Туфанов поминает в своих работах самые разные имена (от Овсяннико-Куликовского до Эзры Паунда) и самые разные идеи. В сравнении с Крученых, чьи “Фактура слова” и “Сдвигология русского стиха” появились несколькими годами раньше, он больше заботился о философском, социальном и психологическом обосновании своих новаций. Валить в кучу самый разнообразный материал, обладающий общепринятым сертификатом “научности”, для доказательства собственных умственных конструкций – характерное свойство всех “естественных мыслителей”.

Так же характерно и стремление к четкой (с употреблением математических аналогий) классификации всех явлений бытия (в данном случае – поэзии). Но сама классификация Туфанова была довольно экзотической. Поэты размещались по кругу: с 1-го до 40-й градус – те, кто исправляет мир (символисты, ЛЕФ, РАПП), с 40-го по 89-й – те, кто его воспроизводит (реалисты, акмеисты), с 90-го по 179-й – те, кто его украшает (импрессионисты, футуристы, имажинисты). Дальше, со 180-го по 360-й градус, шла зона зауми. “Абстрактная”, то есть чисто фонетическая, заумь составляла высший 360-й градус и смыкалась (как то и было в реальном литературном процессе) со своей противоположностью – с зоной “исправителей мира”, с ЛЕФом.

Александр Туфанов не страдал заниженной самооценкой, считал себя ровней и преемником Хлебникова, титуловался Председателем Земного Шара Зауми, а к автору “Дыр бул щыл” относился дружелюбно, но несколько снисходительно. Старые питерские авангардисты (художник Матюшин, к примеру) приняли его в свою среду. Тем же, кто был не столь благожелателен, Туфанов, то ли по футуристической традиции, то ли по неуравновешенности нрава, отвечал бранью. “Моя книга “К зауми” – камень, брошенный в Европу, а критики, зубоскалящие над моей книгой, – сволочь… Обо мне может писать пока один Эйхенбаум”[113]. Но Эйхенбаум писать о Председателе Земного Шара Зауми не торопился.

Туфанову не нравился окружающий мир, он чувствовал себя в этом мире неуютно. Страна Зауми была для него царством свободы, раем, утраченным человечеством при переходе “от уподобительных жестов к сравнению предметов (абстракции) с сопутствующим ему словом”. Это “страна с особой культурой, богатой миром ощущений при многообразных проявлениях формы… но без признаков ума, без развернутых при пространственном восприятии времени идей и эмоций… Если ошибки земного шара не повторили обитатели Марса, там должно быть такое царство”[114]. Параллель с Циолковским налицо.

В марте 1925 года Туфанов создал собственную литературную школу – Орден заумников DSO. Расшифровывалась аббревиатура так: “при ослаблении вещественных преград (D) лучевое устремление (S) в века при расширенном восприятии пространства и времени (O)”[115]. По словам Туфанова,

мною была прочитана первая часть… поэмы “Домой в Заволочье” и из собравшихся выделилась группа пожелавших объединиться… В ядро группы входят трое: я, Хармс и Вигилянский – ученики, постоянно работающие в моей студии. Еще 6 человек, имеющих уклон к Зауми и занимающихся предварительной подготовкой. Затем в Ленинграде есть еще Терентьев, ученик Крученых… имеющий ученика Введенского (на стадии предварительной подготовки)[116].