Русский Белград - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 27

отличной культурой. Как следствие, контакт «русских» и «местных» привел к созданию особых взаимоотношений, которые могут быть выражены понятиями «свои» и «чужие». «Свои» при этом абсолютно доминировали по численности, правам и общественному положению, а «чужие» находились в подчиненном и зависимом положении. При этом, по словам Мирослава Йовановича, «эмигрантская группа не имела никаких реальных и действенных рычагов, которыми бы она могла изменить свое политическое и общественное положение».

«Русский мир» в Югославии был в основном городским и образованным, «местный» – в основном сельский (80 % населения Югославии проживало в деревнях) и неграмотный (свыше 50 % населения Югославии не имело образования). При этом, безусловно, отношение к русским среди тех же сербов всегда было братским, учитывающим все то, что Россия сделала для Сербии. Но, несмотря на это, к сожалению, «чужим» не повезло: они оказались в мире сельской патриархальной Югославии, которая, особенно в провинции, просто не имела ни потребности, ни возможности использовать знания и образование русских.

Интеграция русских в югославское общество

Говоря об интеграции русских в югославское общество, нельзя не упомянуть о ряде неприятных инцидентов в русско-сербских отношениях, имевших место в 1930-е годы. В частности, в 1932 году в мировой прессе, в том числе и в югославской печати, началась травля русских беженцев в связи с убийством эмигрантом Павлом Тимофеевичем Горгуловым президента Франции Поля Думера.

Этот человек был родом с Кубани, участвовал в Первой мировой войне и в 1921 году покинул Россию. Несколько лет он жил в Праге, окончил там Карлов университет, а потом переехал в Париж, где занимался врачебной практикой и литературой (под псевдонимом Павел Бред в 1932 году он даже издал сборник повестей и стихов «Тайна жизни скифов»). По своим взглядам он был националистом, склонным к фюрерству и жесткой дисциплине. 6 мая 1932 года он несколько раз выстрелил в президента Франции Поля Думера, считавшегося воплощением республиканских добродетелей и патриотизма.

Советская и зарубежная левая печать тут же изобразила П.Т. Горгулова типичным «озлобленным белогвардейцем», стремившимся вовлечь Францию в войну с СССР. С другой стороны, выдвигалась версия, согласно которой П.Т. Горгулов мог быть агентом ОГПУ – провокатором, чей поступок должен был восстановить французское правительство против русской эмиграции. Как бы то ни было, 1 сентября 1932 года П.Т. Горгулов был казнен.

В это время в газете Jugoslovenska politika появился ряд статей, в которых, намеренно сгущая краски, резко противопоставляли «роскошь русских» и «прозябание югославов». Об этом свидетельствуют, например, такие заголовки статей, как «Русские наслаждаются – наши голодают», «Русские нас давят», «Русские взбесились».

Конечно же, все это имело мало отношения к реальной действительности, в которой многим русским в Югославии приходилось жить подаянием. В самом деле, до роскоши ли было тем, кто не смог приспособиться к новым условиям жизни и не смог выучить сербский язык.

В письме русского представителя В.Н. Штрандтмана от 1 сентября 1936 года принцу-регенту Павлу говорилось: «Министерство внутренних дел, за весьма редкими исключениями, отказывается принимать эмигрантов в югославское подданство, что лишает их права искать заработок даже на иностранных предприятиях, которым предлагается оказывать строгое предпочтение национальным рабочим… Уже сейчас имеются весьма тяжелые случаи, например, отказ принимать на работу русских только потому, что они русские… Число погибающих русских, умирающих вследствие острого недоедания, с каждым днем увеличивается, а зачастую имеются случаи, когда люди доходят до полного отчаяния».

По оценке В.И. Косика, «в этих строках было намеренное обострение ситуации. Но здесь не надо забывать, что король Александр был уже в могиле, а в самой Сербии подросло послевоенное поколение, требовавшее своего «места под солнцем». Русские, оставившие свою «богатую родину», стали мешать».

В.А. Маевский в своей книге «Русские в Югославии», изданной в Нью-Йорке в 1966 году, пишет:

«В 1936–1937 годах сербское государственное радио занималось тем, что издевалось над русской нацией, перейдя все границы приличия… В сербскую народную массу бросали по радио… ложь, что русские позанимали места в министерствах, что они сидят паразитами на шее сербов… Травля национальной русской эмиграции выгодна была и для просоветских элементов. Все мы знаем, что «в семье не без урода»… но это… не дает никому права из-за таких уродов клеймить всю нацию. Только в феврале 1937 года ряд русских и сербских деятелей посетили директора «Радио А.Д.» генерала Калафатовича и заявили следующее: «На всем свете нет ни одного радио, которое бы так возмутительно дискредитировало русскую эмиграцию, кроме… Белграда и Москвы. Мы, сербы, в своем же доме позволяем себе оскорблять русских, – тех русских, которые в европейскую войну защищали Белград и погибли на Салоникском фронте… Но, не говоря уже о мертвых, просто недостойно для сербов оскорблять тех братьев-русских, которые теперь в беде, потеряв свою родину, мучаются и страдают по всему свету… Есть две нации без отечества: это – русские и евреи. Однако почему-то нападают только на русских».

Протест был принят, и травля была прекращена.

Как видим, интеграция русских в югославское общество в 1930-е годы происходила не без «накладок», однако в целом можно утверждать, что официальная политика Белграда по отношению к русским эмигрантам отличалась толерантностью и «культурным плюрализмом».

И.Г. Грицкат-Радулович по этому поводу пишет:

«В Сербии русские живут и хорошо, и плохо, и на уровне своих возможностей, и ниже его, порой нечисто и комично, бедно и убого. Но им в этой стране все-таки досталось меньше всего унижений. Тут почти и нет той кабацкой распоясанности и слезливости, которую мы достаточно часто можем встретить там, у парижских шоферов или нью-йоркских ночных сторожей».

По словам Мирослава Йовановича, благодаря правительству Югославии культурные образцы и правила поведения русских «поддерживались и сохранялись», в то время как в Румынии или Турции государственная политика «была крепко связана с идеей ассимиляции, понятой как полное принятие эмигрантами культурных образцов и правил поведения». По его мнению, приспособление русских к жизни в Югославии шло «от идеи скорого возвращения к идее «миссии» русской эмиграции».

* * *

Говоря о «миссии» русской эмиграции, нельзя не отметить, что в 1930-е годы в Белграде был создан ряд организаций, которые призваны были содействовать сохранению русского языка и русской культуры. Так, например, в конце 1920-х годов был создан Союз ревнителей чистоты русского языка, программа которого основывалась на лозунге «Человек, который не говорит и не думает на русском языке, перестает быть русским». В конце 1930-х годов в этот союз входили 114 человек, в основном преподавателей и учеников Русско-Сербской гимназии в Белграде.

В 1931 году в Белграде были открыты Высшие военно-научные курсы под руководством