Виктор Есипов - Четыре жизни Василия Аксенова Страница 27

Не забыт авторами и конфликт Василия Аксенова с упоминавшимся уже Иосифом Бродским по поводу «Ожога». Бродский, приехавший в Штаты на 8 лет раньше Аксенова, стал авторитетным экспертом по русской литературе. И вот именно из-за его резко отрицательного отзыва крупнейшее американское издательство отказалось печатать «Ожог» в 1980 году, как раз в тот момент, когда Аксенов больше всего нуждался в поддержке. Эта история, как известно, получила художественное отражение в аксеновском романе «Скажи изюм», что также не оставлено без внимания.

В книге подводится некий итог писательского пути Василия Аксенова:

«Александр Кабаков: Аксенов – один из немногих в мире писателей, который вошел в одну и ту же реку славы, успеха и читательских потрясений и дважды, и трижды, и четырежды. Сначала с „Коллегами“ и „Звездным билетом“ – раз, потом с „Затоваренной бочкотарой“ – два, потом с „Ожогом“ и „Островом Крымом“ – три, с „Новым сладостным стилем“, другими американскими и снова комсомольскими (имеются в виду „Москва-ква-ква“ и „Редкие земли“. – В. Е.) романами – четыре. Четыре раза вошел человек в бурную реку литературную, где вершатся катастрофы и катаклизмы, – такое редко бывает. Обычно писатель входит в эту условную литературную воду и тихо плывет по течению. Аксенов же примерно раз в семь лет совершал некий переворот в себе, писателе Аксенове».

Тут следует оговориться, что последние аксеновские романы при выходе в свет далеко не у всех вызвали одобрение, да и авторы исподволь признаются, что не «совсем принимают их» или что они им «чужеваты». При этом они уповают на то, что романы эти продолжают расходиться и после смерти писателя, и, значит, у Аксенова, по их мнению, появился новый, молодой читатель: «Александр Кабаков: Литературная тусовка их не приемлет, их топчут, и более того, я тебе скажу – я их сам не совсем принимаю. А молодые читают. Он попал в очередной раз… Вот мы не попадаем, а он попал».

Так ли это, покажет время.

Проникновенно и честно ведут авторы разговор о последнем (перед случившимся инсультом) годе жизни, о последнем акте драмы своего героя:

«Евгений Попов: И это следовало из всей его натуры тоже. Из того же романтизма, например… Старость? Не может быть. Так не может быть! Ведь он прожил такую огромную, насыщенную, осмысленную, интересную жизнь. <…>

Александр Кабаков: Жизнь в таких случаях и таким людям навязывает некоторые… ну, ложные, что ли, решения, загоняя их в ловушку. Ты вот это сделай, жизнь исподтишка советует, и тогда ты и себе самому, и всем вокруг, и вообще жизни и старости докажешь, что ты вовсе не старик…

Е. П.: Где-то я это уже читал. В одной старинной книге, где искушали одного молодого человека тридцати трех лет. Дьявол ему говорит: „Прыгни со скалы для доказательства существования Бога“. Помнишь?

А. К.: Помню. И как эта книга называется, тоже помню… Но здесь совсем не то. Жизнь подсказывает… как сказать?.. ну, такие возможности. Ты же не старый еще человек, Василий, ты чего же, дурашка, опасаешься-то? Вот ты думал, что ты старый, а какой же ты старый?! Вот тебе, пожалуйста, замечательный выход… Но это не выход на самом деле, а тупик, ловушка, капкан. Человек, вместо того чтобы спокойно, умело, по-стариковски вытащить приманку, бросается туда, и его прихлопывает, как мышь в мышеловке».

Близким Аксенову людям понятно, о чем здесь идет речь…

Можно было бы продолжить разговор о книге, но объем, предусмотренный для журнальной рецензии, не позволяет этого сделать. Укажу лишь на две фактические ошибки. Название для последней книги публицистики, упоминаемой авторами, Аксенов придумал сам, никто ему его не навязывал. А произошло это так. Я пришел к нему с готовой рукописью, составленной мною по его просьбе и по договору с издательством, и предложил подумать о названии. Разговор происходил в его кабинете в высотке на Котельнической набережной. Думать долго не пришлось. Василий, сидя в кресле, глянул в окно, повернулся ко мне и сказал с усмешкой: «Давай назовем „Ква-каем, ква-каем“». Такое название содержало явную перекличку с названием вышедшего год назад романа «Москва-ква-ква», о котором он, видимо, решил таким образом напомнить читателям.

И еще одна неточность: последней машиной Аксенова был не «форд», а «ситроен».

Это, конечно, мелочи.

Главное же заключается в том, что Александр Кабаков и Евгений Попов создали многомерный и правдивый портрет своего друга. С уходом из жизни Василия Аксенова интерес к его творчеству и к его личности не иссякает: переиздаются его книги, в толстых журналах публикуются материалы из его архива, в Казани, на родине писателя, ежегодно проводятся аксеновские фестивали. Вот и первая посмертная книга о нем свидетельствует о том, что разговор о Василии Аксенове по-прежнему актуален.

Вступительные тексты к журнальным публикациям

«Анфан террибль и его родители»

(Евгения Гинзбург и Павел Аксенов в письмах к сыну)

[124]

Подготовка публикации родительских писем к Василию Аксенову не могла не вызывать противоречивые чувства. С одной стороны, невозможно было избежать ощущения, что в твоих руках волею судеб оказалась частная семейная переписка с массой бытовых и материальных подробностей, которые обычно не принято делать достоянием публики.

С другой стороны, большая часть этих писем принадлежит писательнице, будущему автору «Крутого маршрута», книги, снискавшей признание не только в России, но и далеко за ее пределами, другая часть – человеку тоже далеко не заурядному и тоже с незаурядной судьбой; оба они, наконец, родители будущего писателя с мировым именем – Василия Аксенова. И с этой точки зрения их письма к сыну – бесценный материал для будущих биографов Василия Аксенова. Кроме того, они интересны не только как явление литературное, но и как явление историческое – по ним наглядно воссоздается картина отошедшей в прошлое жестокой эпохи. Немаловажным представляется и тот факт, что Василий Аксенов хранил эти письма всю жизнь и даже взял их с собой при отъезде в эмиграцию.

Есть и еще один аспект, придающий переписке особый интерес: эпистолярное общение Евгении Гинзбург и Василия Аксенова помогает им обоим прийти к творчеству, осознать себя писателями. Не случайно и ее, и его литературные дебюты осуществились независимо друг от друга примерно в одно и то же время, в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов прошлого века…

Последние соображения автору этих строк и редакции журнала «Октябрь», где первоначально были напечатаны выбранные места из этой переписки, представились все-таки более важными.