Светлана Алексиевич - Цинковые мальчики Страница 27

Так мы оказались в Афганистане. Через день уже видели раненых, убитых. Услышали слова: "разведка", "бой", "операция". Мне кажется, со мной случился шок от всего происшедшего, я стал приходить в себя, осознавать ясно окружающее лишь через несколько месяцев.

Когда моя жена спросила: "Как муж попал в Афганистан?", ей ответили: "Изъявил добровольное желание". Такие же ответы получили все наши матери и жены. Если бы моя жизнь, моя кровь понадобились для большого дела, я сам сказал бы: "Запишите меня добровольцем!" Но меня дважды обманули: не сказали правду, какая это война, - правду я узнал через восемь лет. Лежат в могилах мои друзья и не знают, как их обманули с этой подлой войной. Я иногда им даже завидую: они никогда об этом не узнают. И их больше уже не обманут..."

Рядовой, водитель.

"Муж служил долгое время в Германии, затем в Монголии. Очень скучала без Родины. Двадцать лет моих прошли вне Родины, которую я любила безудержной любовью. И я написала в Генеральный штаб, что всю жизнь за границей, что больше не могу. Прошу помочь вернуться домой...

Мы уже сели в поезд, а я все не верила. Каждую минуту спрашивала у мужа:

- Мы едем в Советский Союз? Ты меня не обманываешь?

На первой станции взяла в руку кусочек родной земли, смотрю на нее и улыбаюсь - родная! Я ее ела, поверьте. Умывала ею лицо.

Юра у меня был старшенький. Нехорошо матери в этом признаваться, но я любила его больше всех. Больше, чем мужа, больше, ем второго сына. Он был маленький, я спала и держала его за ножку. Не могла себе представить: как это я побегу в кино, а сына оставлю с кем-то. Брала его, трехмесячного, несколько бутылочек молока, и мы отправлялись в кино. Могу сказать, что я всю жизнь была с ним. Воспитывала его только по книгам, по идеальным образам. Павка Корчагин, Олег Кошевой, Зоя Космодемьянская. В первом классе знал наизусть не сказки, не детские стихи, а целые страницы из "Как закалялась сталь" Николая Островского.

Учительница была в восторге:

- Кто твоя мама, Юра? Ты уже так много прочитал.

- Моя мама работает в библиотеке.

Он знал идеалы, он не знал жизнь. Я тоже, столько лет живя вдали от Родины, воображала, что жизнь состоит из идеалов. Вот случай. Мы уже вернулись в ровные места, жили в Черновцах. Юра учился в военном училище. Однажды, в два часа ночи - звонок в дверь. Стоит на пороге он.

- Ты, сынок? Что так поздно? Почему в дождь? Мокрый весь...

- Мама, я приехал тебе сказать: мне трудно жить. То, чему ты учила... Ничего этого нет... Откуда ты это все взяла?.. А это только начало. Как я буду жить дальше?..

Всю ночь мы с ним просидели на кухне. О чем я могла говорить? Опять о том же: жизнь прекрасна, люди хорошие. Все правда. Он меня тихо слушал. Утром уехал в училище.

Не раз я настаивала:

- Юра, бросай училище, иди в гражданский институт. Твое место там. Я же вижу, как ты мучаешься.

Он не был доволен своим выбором, потому что военным стал случайно. Из него мог получиться хороший историк.. Ученый. Жил он книгами: "Какая прекрасная страна - Древняя Греция". А в десятом классе на зимних каникулах поехал в Москву. Там у меня живет брат, полковник в отставке Юра с ним поделился: "Хочу поступать в университет на философский факультет". Тот не одобрил:

- Ты честный парень, Юра. Быть философом в наше время тяжело. Надо обманывать себя и других. Будешь говорить правду, угодишь за решетку и ли в сумасшедший дом.

И весной Юра решает:

- Мама, не спрашивай меня ни о чем. Я буду военным.

Я видела в военном городке цинковые гробы. Но тогда - один сын - в седьмом классе, другой - совсем маленький. Надеялась: пока они вырастут, война кончится. Разве война может быть такой длинной? "А она оказалась длиной в школу, тоже десять лет", - сказал кто-то на Юриных поминках.

Выпускной вечер в училище. Сын - офицер. Но я не понимала, как это Юре надо будет куда-то уезжать. Не представляла на миг своей жизни без него.

- Куда тебя могут послать?

- Попрошусь в Афганистан.

- Юра!!!

- Мама, ты меня воспитала таким, теперь не вздумай перевоспитывать. Ты правильно меня воспитала. Все те выродки, которых я встречал в жизни, - не мой народ и не моя Родина. Я поеду в Афганистан, чтобы доказать им, что в жизни есть высокое, что не каждому нужен для счастья только забитый мясом холодильник.

Он не один просился в Афганистан, много мальчиков подавало рапорт. Все они - из хороших семей: то отец - председатель колхоза, то учитель...

Что я могла сказать своему сыну? Что Родине это не нужно? А те, кому он хочет что-то доказать, как считали, так и будут считать, мол, в Афганистан едут только за тряпками, за чеками. За орденами, за карьерой... Для них Зоя Космодемьянская фанатичка, а не идеал, потому что нормальный человек на такое не способен...

Не знаю. что со мной произошло: плакала, умоляла. Призналась ему в том, в чем сама себе боялась признаться, - в своем поражении или прозрении, не знаю, как это назвать.

- Юрочка, жизнь совсем не такая, как я тебя учила. И если я узнаю, что ты в Афганистане, выйду на площадь, на Лобное место... Оболью себя бензином и сожгу. Тебя убьют там не за Родину... Тебя убьют неизвестно за что... Разве может Родина посылать на гибель своих лучших сыновей без великой идеи?

И он обманул меня, сказал, что поедем в Монголию. Но я знала: это же мой сын, он будет в Афганистане.

В то же время ушел в армию Гена, мой младший. Я за него была спокойна, он вырос другим. Их вечный спор с Юрой.

Юра:

- Ты, Гена, мало читаешь. Никогда не увидишь у тебя книгу на коленях. Всегда гитара...

Гена:

- Я не хочу быть таким, как ты. Я хочу быть как все.

Они уехали, я перешла жить к ним в детскую. Потеряла интерес ко всему, кроме их книг, их вещей, их писем. Юра писал о Монголии, но так запутывался в географии, что я уже не сомневалась, где он. Днем и ночью перебирала свою жизнь. Резала себя на кусочки. Эту боль не передать никакими словами.

Я сама его туда отправила. Сама!

...Входят какие-то чужие люди, по их лицам сразу ловлю - они принесли мне беду. Отступаю в комнату. Остается последняя страшная надежда:

- Гена?!

Они отводят глаза. А я еще раз готова отдать им одного сына, чтобы спасти другого.

- Гена?!

Тихо-тихо кто-то из них произнес:

- Нет, Юра.

Дальше не могу... Не могу дальше... Два года я умираю... Я ничем не больна, но я умираю. Я не сожгла себя на площади... Муж отнес и не бросил им в лицо партбилет... Мы, наверное, уже умерли... Только никто об этом не знает... Мы сами об этом не знаем".

Мать.

"Сразу я себя убедил: "Я все забываю... Я все забываю..." У нас в семье табу на эту тему. Жена там поседела в сорок лет, у дочери были длинные волосы, сейчас носит короткую стрижку. Во время ночных обстрелов Кабула не могли ее добудиться и тянули за косы. А через четыре года меня вдруг понесло, понесло... Хочу говорить... И вчера зашли случайные гости, не могу себя остановить... Принес альбом... Показал слайды: зависают над кишлаком "вертушки". Кладут на носилки раненого, рядом - его оторванную ногу в кроссовке... Пленные, приговоренные к расстрелу, наивно смотрят в объектив, через десять минут их уже не будет... Аллах акбар!" Оглянулся: мужчины на балконе курят, женщины удалились на кухню. Сидят только их дети. Подростки. Этим любопытно. Не понимаю, что со мной творится? Хочу говорить. Отчего вдруг? Чтобы ничего никогда не забыть...